Крах планов: муж преждевременно радовался наследству, не зная о последнем решении жены

Элина Сергеевна Корнеева открыла глаза и сразу поняла: что-то изменилось. Не в палате, оформленной с той роскошью, которую она сама и утверждала для VIP-отделения своей клиники, а в самом воздухе, в движениях персонала, в том, как главврач Семен Павлович разговаривал за дверью с Павлом.

Голос мужа доносился приглушенно, но Элина различала интонации. Она прикрыла веки, оставив тонкую щель — старый трюк, которым пользовалась на деловых переговорах, когда хотела услышать, что говорят, думая, будто она отвлеклась.

— Состояние Элины Сергеевны критическое. Печеночная недостаточность прогрессирует, несмотря на всю терапию. Отказывают все органы, один за другим. Мы делаем все возможное, но…

— Но что? — в голосе Павла прозвучало напряжение.

— Максимум три дня. Может, меньше. Простите.

Тишина. Элина слышала, как еще бьется ее сердце. «Три дня». Значит, врачи наконец признали то, что она чувствовала последнюю неделю. Тело отказывалось служить. 49 лет, огромная империя частных клиник, коммерческая недвижимость в центре города, счета, активы. И три дня.

Дверь палаты открылась. Элина не шевелилась. Павел вошел, и она уловила запах его одеколона — того самого, дорогого, который она подарила ему на день рождения. Он присел на край кровати, взял ее руку. Пальцы у него были теплые, ухоженные.

Три года назад эти руки казались ей спасением от одиночества. Красивый мужчина, на 10 лет младше, внимательный, обходительный. Он работал администратором в одной из ее клиник, и когда впервые пригласил ее на ужин, Элина почувствовала себя девчонкой. Детей у нее не было. Первый брак распался 20 лет назад, после чего она целиком ушла в бизнес. Строила, расширялась, покупала. Все, что имела сейчас, заработала сама до брака с Павлом. Он пришел в ее жизнь, когда ей исполнилось 46, и она вдруг осознала, что дом пуст, а вечера тянутся бесконечно.

Павел наклонился ближе. Элина едва дышала, держа мышцы лица расслабленными. Он думал, что она без сознания от сильных седативных препаратов. Так ей сказали медсестры утром: муж интересовался, слышит ли она что-нибудь, и ему ответили, что сознание угнетено.

То, что произошло дальше, Элина запомнит до последнего вздоха. Павел сжал ее ладонь, провел большим пальцем по ее запястью и прошептал почти нежно:

— Наконец-то! Я так долго этого ждал!

Элина напряглась изнутри, но тело не выдало ее.

— Твой дом, твои миллионы, — продолжал Павел, и в голосе его появилась интонация, которую она никогда прежде не слышала. — Все это теперь будет моим. Целых три года… Три года я терпел. Притворялся. Слушал твои нравоучения про бизнес, про ответственность. Улыбался твоим подругам. Ложился с тобой в постель. А теперь… — Он усмехнулся. — Наконец-то все кончится!

Он встал, разжал ее пальцы, поправил одеяло с показной заботливостью и вышел. Элина слышала, как он говорит кому-то в коридоре, вероятно медсестре, чтобы за женой следили внимательно, и что он скоро вернется. Голос был полон участия и горечи.

Когда дверь закрылась, Элина открыла глаза. Потолок поплыл. Не от слабости — от ярости. И от ужаса. Потому что все, что происходило последние месяцы, вдруг сложилось в четкую картину. Постепенное ухудшение здоровья. Сначала легкая тошнота, потом слабость, головокружение. Врачи списывали на стресс и переработки. Она сама так думала. Но три недели назад, когда очередной приступ случился прямо в офисе, ее отвезли в клинику. Анализы показали странные отклонения.

Тогда Элина, не доверяя даже собственным врачам, отправила кровь в стороннюю лабораторию в другой город. Результат пришел пять дней назад, когда она уже лежала здесь. Токсикологический анализ выявил следы вещества, которого не должно было там быть. Редкий препарат, используемый в паллиативной терапии для облегчения мучений безнадежно больных. В малых дозах он вызывает сонливость. В больших – отказ печени и последующее угнетение всех органов.

Элина тогда не поверила. Подумала — ошибка лаборатории. Но попросила повторить. Второй анализ подтвердил. И теперь, после слов Павла, сомнений не осталось. Ее травили. Систематически. Месяцами.

Элина попыталась приподняться, но тело не слушалось. Руки дрожали. Она лежала, глядя в потолок, и пыталась сообразить, что делать. Три дня. Если врачи правы, у нее три дня, чтобы все исправить. Она знала Павла. Знала, что он красив, обаятелен и пуст внутри. Но думала, что ему достаточно комфортной жизни. Дура. Он хотел большего. Хотел всего.

Элина медленно повернула голову к двери. В коридоре кто-то возился с ведром. Слышался плеск воды, шорох тряпки. Она позвала тихо:

— Девушка…

Шум прекратился. Через несколько секунд дверь приоткрылась, и в палату заглянула санитарка. Молодая девушка, худенькая, с темными волосами, собранными на затылке заколкой. Лицо простое, приятное, без косметики. Элина видела ее раньше. Она мыла полы в коридоре, меняла белье, выносила судно. Работа тяжелая, неблагодарная.

— Вам плохо? — санитарка шагнула ближе, забеспокоилась. — Сейчас позову медсестру.

— Не надо, — Элина заставила себя говорить четко. — Как вас зовут?

— Мирослава. Мирослава Колодина.

— Мирослава, закройте дверь. Мне нужна ваша помощь.

Девушка растерялась, но дверь закрыла. Подошла ближе, всматриваясь в лицо Элины.

— Вы… Вы в порядке? Вам нужно врача?

— Я в полном сознании, — Элина смотрела ей в глаза. — И мне нужно, чтобы вы сделали для меня одну вещь. Никому не говорите, что я адекватна. Ни мужу, ни врачам. Но позовите сюда моего адвоката. Юрия Олеговича Астахова. Его телефон в моем мобильном, он в тумбочке. Скажите ему, что Элина Корнеева просит приехать срочно. Личное дело.

Мирослава покачала головой:

— Но… Я не могу. Это не входит в мои обязанности. Если они узнают…

— Если сделаете все, как я скажу, — Элина сделала паузу, собираясь с силами, — вы получите столько, что больше никогда не будете работать санитаркой. Не будете мыть чужие полы и выносить судно. Я серьезно.

Девушка смотрела на нее с недоверием. Но в глазах мелькнуло что-то. Надежда? Отчаяние? Элина видела: эта девчонка загнана жизнью в угол. Такие хватаются за любую соломинку.

— Вы… Вы правда это серьезно?

— Абсолютно. Но времени мало. Позвоните Астахову. Сейчас.

Мирослава метнулась к тумбочке. Достала телефон. Пальцы дрожали, когда она листала контакты. Нашла нужное имя. Нажала вызов. Элина слышала длинные гудки. Наконец ответили.

— Юрий Олегович? Извините, я звоню из клиники от Элины Сергеевны Корнеевой. Она просит вас срочно приехать. Да, она… Она в сознании. Говорит, что это личное дело. Очень срочное.

Голос адвоката что-то переспросил. Мирослава повторила. Потом протянула трубку Элине. Та взяла телефон, еле удерживая его.

— Юрий, это я, — сказала она. — Мне нужно оформить новое завещание. Сегодня. Сейчас. Приезжай и привези нотариуса. И никому ни слова.

Астахов на том конце молчал секунду. Потом коротко ответил:

— Еду. Буду через час.

Элина отдала телефон Мирославе.

— Спасибо. Теперь все, что вам нужно — ждать здесь и молчать. Когда он приедет, вы останетесь свидетелем. Поняли?

— Но почему я? Почему вы мне доверяете?

Элина усмехнулась слабо.

— Потому что ты чужая. Ты не из моего круга. Мой муж тебя не купит и не запугает. Ты ему неинтересна. А мне ты нужна именно такой, какая есть.

Мирослава опустилась на стул у стены в ужасе от происходящего. Элина закрыла глаза, собирая силы. Час. Надо продержаться час.

Время тянулось. За окном темнело. Октябрьский вечер наступал рано. Мирослава сидела молча, изредка бросая взгляды на Элину. Та дремала урывками, но сознание не покидало ее.

Ровно через час дверь открылась, и вошел Юрий Олегович Астахов. Мужчина 45 лет, подтянутый, в строгом костюме, с проницательным взглядом опытного юриста. Следом за ним его помощница Татьяна Верескова, 25 лет, с планшетом в руках и настороженным выражением лица.

— Элина Сергеевна! — Астахов подошел к кровати, вгляделся в ее лицо. — Что происходит?

— Закройте дверь, — велела Элина. — Садитесь. И слушайте внимательно.

Астахов кивнул Татьяне, та закрыла дверь. Мирослава осталась у стены, словно боясь пошевелиться. Астахов сел, достал диктофон.

— Разрешите записать? Для юридической чистоты.

— Разрешаю.

Элина рассказала коротко и ясно. О результатах анализов. О том, что в крови нашли токсичное вещество. О словах Павла полчаса назад. Астахов слушал не перебивая, но лицо его становилось все жестче.

— У вас есть эти анализы?

— В сейфе дома. Код — дата рождения моей мамы. Заберите их.

— Сделайте копии. Это основание для уголовного дела, — сказал Астахов медленно. — Но сначала нужно зафиксировать вашу волю. Иначе все имущество по закону перейдет супругу.

— Именно поэтому я вас и вызвала. Я хочу завещать все этой девушке. — Элина кивнула на Мирославу. — Мирославе Андреевне Колодиной. А она расплатится с вами за услуги сполна. Это мы тоже включим в завещание.

Астахов обернулся, оглядел санитарку. Та побледнела, но согласно кивнула головой.

— Но… Почему она?

— Потому что она здесь. Потому что я ей доверяю. И потому что у меня нет времени на сомнения. Все мое имущество добрачное. Детей нет. Оно мое. И я вправе распорядиться им по своему усмотрению. Оформите завещание так, чтобы Павел не смог его оспорить.

Астахов кивнул.

— Потребуется нотариус. И врач, который подтвердит вашу дееспособность в момент подписания. Без этого завещание уязвимо.

— Организуйте. Сегодня. Сейчас.

— Хорошо. Татьяна, вызывай дежурного нотариуса. И найди невролога или психиатра, независимого, из другой клиники. Пусть приезжает немедленно.

Татьяна вышла, доставая телефон. Астахов повернулся к Мирославе.

— Девушка, вы понимаете, что сейчас произойдет?

Мирослава кивнула неуверенно.

— Не совсем.

— Вам достанется все имущество Элины Сергеевны. Дом, клиники, недвижимость, счета. Вы станете очень богатой женщиной. Но также вы станете мишенью для ее мужа. Он попытается оспорить завещание. Возможно, попытается вас запугать или подкупить. Или еще чего похуже. Вы готовы к этому?

Мирослава молчала. Потом медленно произнесла:

— Я должна быть готова?

— Да. Потому что юридически мы сделаем все правильно. Но психологически это будет война.

Элина вмешалась:

— Мирослава, я не прошу тебя быть святой. Получишь деньги — делай с ними что хочешь. Но одно прошу. Доведи до конца дело с его отравлением. Чтобы он сел. Чтобы больше никого не убил. И щедро отблагодари всех, кто тебе будет помогать в этом деле. Обещаешь?

Девушка смотрела на нее. И в глазах ее стояли слезы.

— Обещаю.

Через полчаса в палате собрались: нотариус — пожилой мужчина с кейсом и печатью, психиатр из соседней больницы — женщина лет пятидесяти, Астахов, Татьяна, Мирослава и сама Элина.

Психиатр провел осмотр. Задавал вопросы: какой сегодня день? где она находится? как зовут президента? Элина отвечала четко. Врач записала в бланке: «Пациентка ориентирована во времени, пространстве и собственной личности. Сознание ясное. Дееспособна». Подпись, печать.

Нотариус развернул ноутбук, начал печатать текст завещания. Зачитал вслух:

— Я, Корнеева Элина Сергеевна, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все мое имущество, которое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, Колодиной Мирославе Андреевне. — Он поднял глаза. — Элина Сергеевна, вы понимаете, что лишаете супруга наследства?

— Понимаю.

— Вы действуете по собственной воле, без принуждения?

— Да.

— Подтверждаете?

— Подтверждаю.

Нотариус кивнул. Распечатал на портативном мини-принтере бланк. Астахов посмотрел на камеру на телефоне, снимая всю процедуру. Элина расписалась дрожащей рукой. Нотариус поставил печать, заверил. Свидетелями выступили Татьяна и медсестра из соседнего отделения, чтобы исключить любые претензии.

Когда все закончилось, нотариус спрятал документ в папку.

— Я сдам его на хранение в нотариальную контору. Завтра утром сделаю копии, заверенные. Все будет по закону.

Элина кивнула. Силы оставляли ее.

Астахов наклонился:

— Элина Сергеевна, я займусь токсикологией. Подниму все анализы. Обращусь в Следственный комитет. Павел ответит.

— Спасибо, — прошептала она.

Все вышли. Осталась только Мирослава. Она стояла у кровати, не зная, что сказать.

— Иди домой, — устало произнесла Элина. — Завтра увидимся, может быть.

Мирослава кивнула и вышла.

Элина осталась одна. Она смотрела в темноту за окном и думала. Три дня. Может, меньше. Но она успела. Успела лишить Павла того, ради чего он ее убивал. И это было единственное, что имело сейчас значение.

Ночью она умерла. Тихо, без мучений. Медсестры обнаружили ее утром. Павел, когда ему сообщили, зарыдал в коридоре. Громко, демонстративно. Сотрудники клиники утешали его. Он благодарил, сжимая платок. А в глазах его плясали огоньки торжества.

Утро началось с телефонного звонка. Павел Игоревич Руднев сидел в кабинете Элины — теперь уже в своем кабинете, как он считал, — и листал бумаги. Документы на недвижимость, выписки со счетов, договоры аренды. Все это богатство теперь принадлежало ему. Три года ожидания, три года игры в любящего мужа. И вот результат.

Он откинулся в кожаном кресле, потягиваясь. За окном стоял ясный октябрьский день. Листья на деревьях горели желтым и оранжевым. Красиво. Павел улыбнулся. Жизнь налаживалась.

Телефон завибрировал. Виктория Агафонова. Он ответил:…