Больше, чем руины: история о том, что на самом деле скрывалось за дверью дома, подаренного мужчине

Григорий Соколов сидел на холодных гранитных ступенях, ведущих в никуда, к заколоченным дверям давно закрытого кинотеатра. Он плотнее запахнул воротник, пытаясь укрыться от цепких объятий города, который когда-то считал своим. Всего два года назад этот город рукоплёскал ему, инженеру-конструктору, чьи проекты меняли облик целых кварталов.

Теперь же город смотрел на него тысячами безразличных окон, не замечая человека, превратившегося в тень. Он был невидимкой, одним из тех, от кого принято отводить глаза, кого брезгливо обходят стороной. Но даже сейчас, в этом сером коконе бездомной жизни, Григорий отчаянно цеплялся за остатки себя прежнего.

Каждое утро он шёл в городскую библиотеку не только ради тепла, но и чтобы читать. Книги были его единственной связью с миром, где ценились мысль, логика и порядок. Пальцы онемевшие от холода с трудом развернули обрывок газеты, в которой была завёрнута половинка чёрствого хлеба…

Ужин. Григорий отломил небольшой кусочек, медленно разжёвывая. В памяти всплыла другая картина, залитая светом столовая их с Леной квартиры.

Запах жареной курицы. Её смех. Она всегда смеялась, когда он рассказывал ей о своих идеях, и в её смехе была та безоговорочная вера, которая давала ему крылья.

Где она сейчас? После того, как Вадим, его лучший друг и партнёр, подставил его, сфабриковав документы и обвинив в хищениях, всё рухнуло. Суд. Потеря компании, которую они строили с нуля.

Конфискация имущества. Лена продержалась полгода. «Я не могу так, Гриша», – сказала она в их последнем разговоре, избегая его взгляда.

«Я не подписывалась на нищету. И ушла. Он не винил её.

Он винил только себя за то, что был слишком доверчив, за то, что считал рукопожатие с другом детства надёжнее любого нотариального договора». Мимо прогрохотал трамвай, обдав его волной ледяной грязи. Григорий даже не пошевелился.

Что значит несколько грязных пятен на одежде, которая сама давно превратилась в одно сплошное пятно? Он закрыл глаза, пытаясь вызвать в памяти тепло, но вместо этого перед ним встало лицо Вадима. Они сидели в их общем кабинете, и Вадим, улыбаясь своей обезоруживающей улыбкой, протягивал ему бумаги на подпись. «Это формальность, Гриш.

Для налоговой. Просто доверься мне». И он доверился.

Как доверял всегда, с того самого дня, когда они, два мальчишки, поклялись на берегу реки, что всегда будут стоять друг за другом горой. Гора оказалась карточным домиком. Что-то тёмное и твёрдое на тротуаре привлекло его внимание.

Кошелёк. Дорогой, и стеснённой кожи пухлый от содержимого. Он лежал всего в паре метров, оборонённый кем-то в спешке.

Сердце Григория пропустило удар, а затем забилось часто игулко. Он огляделся. Улица была почти пуста.

Лишь несколько прохожих торопливо семенили вдали, укутавшись в шарфы. Он медленно поднялся, подошёл и наклонился. Руки дрожали, когда он поднимал находку.

Кошелёк был тяжёлым. Внутри аккуратными рядами лежали крупные купюры. Очень крупные.

Рядом стопка кредитных карт и визитка из дорогого картона. Вадим Орлов. Генеральный директор Орионстрой.

Мир качнулся. Орионстрой. Новое название их старой компании, которую Вадим переименовал после того, как отнял её.

Судьба, обладая извращённым чувством юмора, решила посмеяться над ним ещё раз. Григорий засунул кошелёк за пазуху и вернулся на свои ступени. Холод пробрал его до самых костей, но теперь это был другой холод.

Ледяной озноб от принятого решения. Он пересчитал деньги. Сумма была такой, что могла бы вытащить его из этой ямы.

Аренда комнаты, новая одежда, еда на несколько месяцев вперёд. Шанс. Шанс, который подкинула ему сама жизнь.

Это было бы справедливо, не так ли? Взять то, что по праву принадлежало ему. Месть, поданная холодными руками судьбы. Он сидел так долго, что ноги окончательно занемели.

В голове боролись два Григория. Один, отчаявшийся и озлобленный, шептал. Возьми, это твой долг.

Он отнял у тебя всё, так забери хотя бы эту малость. Другой, тот самый инженер, который верил в точность расчётов и незыблемость законов, отвечал. Если ты возьмёшь это, ты станешь таким же, как он.

Ты переступишь черту, за которой больше нет ни чести, ни достоинства. Ты потеряешь последнее, что у тебя осталось – самого себя. Солнце уже садилось, окрашивая серое небо в багровые тона, когда Григорий принял решение.

Он не знал, правильно ли оно, но знал, что иначе не сможет. Он медленно поднялся, отряхнул брюки и, поправив на плече свою единственную сумку с книгой и сменой белья, направился по адресу, указанному на визитке. Он шёл в стеклянный небоскрёб в сердце империи, построенной на руинах его жизни, не зная, что этот шаг станет началом самого странного и страшного путешествия в его судьбе.

Он ещё не знал, что, возвращая кошелёк, он на самом деле возвращал себе шанс на будущее, пусть и завёрнутый в оболочку унижения и цинизма. В кармане куртки лежала визитка с адресом, и каждый шаг в сторону блестящего офисного центра отдавался в его душе глухой болью и странным, почти мазохистским чувством правоты. Стеклянные двери бизнес-центра Орион Плаза разъехались перед Григорием бесшумно, впуская его в мир другого измерения.

Мир полированного мрамора, приглушённого света и едва уловимого аромата дорогого парфюма. Охранник на входе, крупный мужчина в безупречном костюме, окинул его брезгливым взглядом с ног до головы, мгновенно оценив потёртую куртку, стоптанные ботинки и трёхдневную щетину. «Вам кого?» Голос был холодным, как сталь.

«Мне нужно увидеть Вадима Орлова». Григорий постарался, чтобы его собственный голос звучал ровно, без тени, заискивания или страха. «У вас назначено?» «Нет, но у меня для него кое-что есть».

«Это очень важно». Он достал из-за пазухи кошелёк. Вид дорогого аксессуара в руках оборванца произвёл на охранника странное впечатление.

Он нахмурился, несколько секунд колебался, а затем нажал кнопку на селекторе. После короткого, приглушённого разговора он кивнул Григорию в сторону лифтов. «42-й этаж.

Вас встретят». Лифт, отделанный деревом и зеркалами, двигался вверх с космической скоростью. В зеркальных стенах отражался человек, которого Григорий едва узнавал.

Худой, с впалыми щеками, с потухшим взглядом, он отвёл глаза, не в силах смотреть на это отражение собственного падения. На 42-м этаже его встретила девушка-секретарь, похожая на фарфоровую статуэтку. Она провела его в приёмную, попросила подождать и скрылась за массивной дверью из тёмного дерева.

Григорий опустился в мягкое кожаное кресло. Через панорамное окно открывался вид на город, раскинувшийся внизу, словно гигантская плата с микросхемами. Где-то там, в одном из этих серых домов, он когда-то был счастлив.

Он чувствовал себя пришельцем, случайно попавшим на чужой праздник жизни. Дверь кабинета открылась. На пороге стоял Вадим.

Он почти не изменился за эти два года. Тот же дорогой костюм, та же уверенная поза, та же хищная улыбка. Только в глазах появилось что-то новое.

Холодная, сытая усталость человека, который получил всё, что хотел, и теперь не знает, чего желать дальше. Гриша? В его голосе прозвучало искреннее удивление, быстро сменившееся насмешкой. Какими судьбами? Решил навестить старого друга.

Посмотри на себя, до чего ты докатился. Я пришёл вернуть это. Григорий встал и протянул ему кошелёк.

Ты обронил его возле старого Сатурна. Вадим взял кошелёк, неврежно заглянул внутрь, проверил наличие карт. Всё на месте.

Надо же, какая честность. Я удивлён. Он усмехнулся.

Думал, ты первым делом побежишь по магазинам. Хотя… Куда тебе в таком виде? Мне ничего не нужно от тебя, твёрдо сказал Григорий. Да что ты.

Вадим обошёл его, словно оценивая диковинного зверя. А по-моему, тебе нужно всё. Где ты живёшь, Гриша? На вокзале? Или уже в теплотрассу перебрался? Каждое слово было как удар хлыстом.

Григорий молчал, сжав кулаки. Он знал, на что шёл. Знал, что Вадим не упустит случай унизить его.

Ладно. Вадим подошёл к своему столу, открыл ящик и порылся в нём. За честность положена награда.

Денег я тебе не дам. Пропьёшь или потеряешь. Но у меня есть для тебя кое-что получше.

Он бросил на стол связку ключей. Старых, ржавых, с привязанной к ним выцветшей тряпочкой. Что это? Не понял Григорий.

Это ключи от моего родового гнезда. Деревня Забытого. Триста километров отсюда.

Дом, правда, старый. Разваливается мать моя там жила, пока не… Он запнулся, пока не померла. Уже лет пять там никто не живёт.

Но крыша над головой есть. И печка, если растопишь. Считай это моим царским подарком.

Живи, если сможешь. Он рассмеялся, довольный своей жестокой шуткой. Для него это была игра, способ ещё раз пнуть человека, который уже лежал на земле.

Он смотрел на Григория, ожидая реакции. Гнева, мольбы, чего угодно. Но Григорий молчал.

Он смотрел на ключи, лежащие на полированной поверхности стола. Деревня Забытого. Название отдавалось в голове глухим эхом.

Забытое место для Забытого человека. Идеально. Почему ты это делаешь? Тихо спросил он, поднимая взгляд на Вадима.

Потому что могу. Просто ответил тот. И в его голосе не было даже злости, только безграничный ледяной цинизм.

Ещё потому что мне забавно посмотреть, как ты будешь выживать в настоящей дыре. Ты. Городской интеллектуал.

А теперь убирайся. У меня совещание. Григорий медленно подошёл к столу, взял ключи.

Они были холодными и тяжёлыми. Он ничего не сказал. Просто повернулся и пошёл к выходу.

Уже в дверях он обернулся. Вадим стоял у окна, глядя на город. И в его позе было что-то одинокое, почти трагическое.

Человек на вершине мира, потерявший всё человеческое. «Знаешь, Вадим», – сказал Григорий. И его голос прозвучал на удивление спокойно.

«Когда-то мы клялись друг другу, что не предадим. Ты нарушил клятву и получил всё. Я сдержал её и потерял всё.

Посмотрим, кто из нас в итоге окажется богаче». Он вышел, не дожидаясь ответа. В приёмной фарфоровая секретарь смотрела на него с нескрываемым любопытством.

В лифте он снова увидел своё отражение, но на этот раз не отвёл взгляда. В его глазах, поверх усталости и боли, проступало что-то новое. Холодная, звенящая решимость.

Он поедет в это забытово. Не потому, что принял подачку от Вадима. А потому, что это был вызов.

Вызов, брошенный не столько Вадимом, сколько самой судьбой. И он его принимал. В руке он сжимал ржавые ключи, не подозревая, что это ключи не от развалюхи в глуши, а от последней тайны его предавшего друга.

Тайны, которая изменит всё. Дорога в Забытово оказалась длиннее и мучительнее, чем Григорий мог себе представить. Сначала была электричка, набитая хмурыми дачниками.

Потом старый, дребезжащий автобус, который полз по разбитому шоссе, останавливаясь в каждой деревне. Последние тридцать километров пришлось идти пешком. Автобус дальше не шёл….