Чужое лицо: кто пытался снять деньги со счета Марии, пока муж якобы был в отъезде

— Тебе 28, — сказала я ей. — У тебя еще есть шанс построить нормальную жизнь. Не с чужими мужьями, не на чужих деньгах. Подумай об этом, пока будешь давать показания.

Она кивнула, всхлипывая. Мне было все равно, поняла она что-то или нет. У меня были дела поважнее.

Следующие три часа я провела в банке, давая показания, подписывая документы, отменяя все операции, которые они успели провести. Светлана, моя подруга-адвокат, приехала через час и взяла на себя юридическую часть.

— Маша, — сказала она, когда мы наконец остались одни в переговорной, — ты понимаешь, что происходит?

— Понимаю.

— Олегу грозит от пяти до десяти лет. Мошенничество в особо крупном размере, подделка документов, использование подставного лица. Это серьезно.

— Я знаю.

— Инне тоже не поздоровится. Соучастие, отмывание денег.

— Знаю.

Светлана помолчала, потом спросила:

— Ты в порядке?

Я посмотрела в окно. За стеклом темнел осенний вечер, темнело рано. Где-то там, в нашей квартире, мои дети ждали маму. Антонина Сергеевна, наверное, уже извелась от волнения.

— Нет, — сказала я честно. — Я не в порядке. Но я буду. Дай мне время.

Мама сидела в коридоре, ждала меня. Когда я вышла, она встала и подошла.

— Маша! Я не знаю, как извиниться. Я не знаю, сможешь ли ты меня простить.

— Мама! — Я взяла ее за руку. — Сейчас не время для этого. Мне нужно домой, к детям. Но мы поговорим. Обязательно.

Она кивнула, всё еще плача. Я обняла ее коротко. Но крепко. Она была моей матерью, несмотря ни на что. И она помогла мне в решающий момент.

Такси везло меня домой по вечерним улицам. Я смотрела на проплывающие мимо огни и думала о том, как странно устроена жизнь. Утром я была уставшей матерью троих детей, которая думала, что ее главная проблема — невыспавшийся младенец и размазанная каша на столе. Вечером я была женщиной, чей муж сидел в камере предварительного заключения, а вся жизнь перевернулась с ног на голову. Но я была жива. Мои дети были со мной. Мое имущество защищено. И впервые за много лет я чувствовала что-то, похожее на… свободу. Странно, правда? Свобода от человека, которого ты считала семьей.

Дома Антонина Сергеевна встретила меня с тревожными глазами:

— Машенька! Что случилось? Ты была так долго.

— Долгая история, Тоня. Я расскажу потом. Как дети?

— Спят все трое. Софья капризничала, но я укачала. Егор делал уроки, Полина смотрела мультики. Всё хорошо.

Я поблагодарила ее и проводила до двери. А потом пошла в детскую.

Егор спал, разбросав руки в стороны, как всегда. Полина свернулась калачиком, прижав к себе плюшевого зайца. Софья посапывала в кроватке, маленькая и беззащитная.

Мои дети. Ради них я сделала сегодня то, что сделала. Я присела на край кровати Егора и тихо сказала:

— Всё будет хорошо, мои хорошие. Теперь всё будет по-другому. Я обещаю.

Той ночью я почти не спала. Сидела на кухне, пила чай и думала. О прошлом: 12 годах, которые теперь казались чужой жизнью. О настоящем: хаосе, который предстояло разгребать. О будущем: неизвестном, пугающем, но почему-то уже не таком страшном.

Я больше не была женой Олега Ларина. Я была Марией Викторовной Лариной, матерью троих детей, финансовым аналитиком, женщиной, которая только что спасла свою жизнь и жизни своих детей. И это было только начало.

Три месяца — это одновременно целая вечность и один миг. За эти три месяца я прошла через ад бюрократии, судебных заседаний, бессонных ночей и бесконечных разговоров с адвокатами, следователями, нотариусами. Каждый день приносил новые открытия, и почти все они были неприятными.

Олег, как выяснилось, врал мне не три года, а все десять. Еще до рождения Егора он начал выводить деньги из бизнеса, создавать подставные фирмы, накапливать долги, которые потом списывались на форс-мажоры и сложную экономическую ситуацию. Я была не первой женщиной, которую он использовал как ширму, до меня была какая-то нотариус, которая вовремя сбежала, почуяв неладное.

Следователь, пожилой мужчина с усталыми глазами, сказал мне однажды:

— Мария Викторовна, ваш муж — профессиональный мошенник. Не в том смысле, что он этому учился, а в том, что у него талант. Врать, манипулировать, создавать иллюзии. Вы не виноваты, что поверили. Ему верили все.

Это не утешало. Но хотя бы объясняло.

Развод оформили быстро, учитывая обстоятельства. Суд не стал затягивать. Олег из СИЗО прислал через адвоката предложение договориться мирно: он был готов отказаться от претензий на детей и имущество в обмен на то, что я заберу заявление. Я отказалась.

— Это не месть, — объяснила я Светлане, когда она спросила, уверена ли я. — Это справедливость. Он должен ответить за то, что сделал. Не только мне — всем, кого обманул за эти годы.

Суд над Олегом и Инной назначили через 4 месяца после ареста. К тому времени всплыли новые подробности: оказалось, что Инна не просто помогала брату, она была полноценным партнером в его схемах, получая процент с каждой операции. На ее счетах нашли не 8 миллионов, а почти 15, просто часть была спрятана в офшорах…