Чужое лицо: кто пытался снять деньги со счета Марии, пока муж якобы был в отъезде

Кристина, как я и обещала, прошла как свидетель. Она дала показания против Олега, рассказала, как он учил ее копировать мою походку, мою манеру говорить, как подбирал одежду и грим. Она плакала на допросах, говорила, что любила его, что верила в совместное будущее. Мне было ее почти жалко. Почти. Ее ребенок, сын, родился через месяц после суда. Олег так и не увидел его. И, наверное, не увидит еще много лет.

Приговор был суровым: Олегу дали 7 лет колонии общего режима. Инне — 4 года, условно с испытательным сроком и конфискацией имущества, нажитого преступным путем. Деньги, которые она получила от брата, пришлось вернуть — частично мне, частично кредиторам «Ларин Авто».

Я сидела в зале суда, когда зачитывали приговор, и смотрела на человека, с которым прожила 12 лет. Он постарел за эти месяцы и осунулся, поседел на висках, глаза потухли. Когда его уводили, он оглянулся на меня. Я не отвела взгляда. И не почувствовала ничего: ни жалости, ни злорадства. Просто пустоту. Это, наверное, и есть конец любви. Ни ненависть, ни боль. Просто ничего.

После суда ко мне подошла мама. Мы виделись регулярно эти месяцы, она помогала с детьми, приезжала из своего города на выходные, оставалась на неделю, когда мне нужно было быть в суде или у следователя. Мы много разговаривали. Тяжелые, честные разговоры о том, почему она поверила Олегу, почему всегда ставила его мнение выше моего, почему радовалась, когда я остепенилась и бросила карьеру.

— Я завидовала тебе, — призналась она однажды. — Ты была такой умной, такой успешной. У тебя было всё, чего у меня никогда не было. И когда ты вышла замуж, родила детей, стала обычной женщиной, мне стало спокойнее. Я знаю, это ужасно. Но это правда.

Я не знала, что ответить. Но я оценила ее честность. Это было больше, чем я получала от нее за всю жизнь.

— Мама, — сказала я ей после суда, — я не держу на тебя зла. Ты ошиблась, но ты исправила ошибку, когда это было важно. Этого достаточно.

Она заплакала. Мы обнялись прямо там, в коридоре суда, среди чужих людей и казенных стен. И я почувствовала, как что-то отпускает внутри: старая обида, которую я носила годами, не признаваясь в этом даже себе.

Квартиру на Лесной я продала. Слишком много воспоминаний, слишком много лжи въелось в эти стены. Купила другую — меньше, но в хорошем районе, рядом со школой Егора и детским садом Полины. Трехкомнатную, с большой кухней и балконом, выходящим во двор с детской площадкой.

Переезд был хаотичным, дети капризничали. Софья как раз начала ползать и норовила залезть в каждую коробку, Егор грустил по старой комнате, Полина требовала, чтобы ее кровать стояла как раньше. Но мы справились. Мы всегда справлялись.

В первое утро в новой квартире я встала раньше всех. Сварила кофе, вышла на балкон. Смотрела, как просыпается город, как зажигаются окна в соседних домах, как первые машины выезжают со дворов, как дворник метет дорожки. Это был мой город. Моя жизнь. Мое утро. И впервые за много лет оно принадлежало только мне.

На работу я вернулась через полгода после того дня в банке. Софье исполнился год, я нашла хорошую няню — молодую женщину по имени Алина, студентку педагогического, которая подрабатывала с детьми. Она приходила на полдня, пока я была в офисе, и оставалась дольше, если нужно было задержаться.

Мой бывший начальник, Андрей Петрович, позвонил сам, когда услышал про мою ситуацию от общих знакомых. Разумеется, в нашем мире все всё знают.

— Маша, я всегда говорил, что ты лучший аналитик в городе. Возвращайся. Условия любые, какие скажешь.

Я назначила свои условия: гибкий график, возможность работать из дома два дня в неделю, никаких командировок дольше двух суток. И зарплату на 30% выше, чем была три года назад. Он согласился не торгуясь.

Первый рабочий день был странным. Я стояла перед зеркалом в прихожей в деловом костюме, с аккуратной укладкой, с легким макияжем и не узнавала себя. Не ту измотанную женщину в мятой футболке, которая полгода назад ворвалась в банк. И не ту успешную карьеристку, которая была до декретов. Кого-то нового. Кого-то, кто прошел через огонь и вышел другим человеком.

— Мама, ты красивая, — сказал Егор, заглянув в прихожую.

— Спасибо, сынок.

— Ты на работу идешь?…