Чужое лицо: кто пытался снять деньги со счета Марии, пока муж якобы был в отъезде

— Да.

— Это хорошо, — серьезно сказал он. — Папа говорил, что работа — это важно. Что нужно быть… как это? Незави…

— Независимым.

— Да, независимым. Ты теперь будешь независимой, мама.

Я присела перед ним, посмотрела в его серьезные семилетние глаза.

— Да, сынок. Я буду независимой. И ты тоже вырастешь независимым. Только по-настоящему — не как папа. По-настоящему независимый человек не обманывает других и не живет за чужой счет. Он честно работает и отвечает за свои поступки. Понимаешь?

Егор кивнул. Понял ли он, не знаю. Но семена посеяны. Остальное — дело времени.

Дети адаптировались по-разному. Егор лучше всех. Он был достаточно взрослым, чтобы понимать, что папа сделал что-то плохое, и достаточно маленьким, чтобы не копаться в деталях. Он скучал, иногда спрашивал, когда папа вернется, но принимал мои ответы про «очень нескоро» без истерик.

Полина была сложнее. Папина дочка, она обожала Олега, и его исчезновение ударило по ней сильнее всего. Первый месяц она просыпалась по ночам с криками, требовала папу, отказывалась есть. Пришлось водить ее к детскому психологу, мягкой женщине по имени Татьяна Сергеевна, которая умела находить подход к детям.

Сейчас, полгода спустя, Полина уже не просыпается с криками. Она все еще иногда спрашивает про папу, но реже. И она начала тянуться ко мне — впервые за свои 4 года. Раньше я была для нее чем-то вроде обслуживающего персонала: накормить, одеть, отвезти в сад. Теперь она прибегает обниматься, просит почитать сказку перед сном, рисует картинки для мамы. Это стоило всего.

Софья, слава богу, была слишком маленькой, чтобы что-то понимать. Для нее папа — просто слово, не связанное с конкретным человеком. Она росла, начала ходить, произнесла первое слово — «мама», конечно, — и в ее мире всё было правильно и хорошо.

Динара стала моей подругой. Настоящей, не из вежливости. Мы встречались раз в неделю — пить кофе, разговаривать, иногда просто молчать вместе. Она рассказывала про свою жизнь, про сложные отношения с матерью, про несостоявшийся роман с коллегой, про мечту открыть свое дело.

— Ты спасла меня дважды, — сказала она однажды. — Первый раз пять лет назад, когда доказала, что я не воровка. Второй — когда показала, что можно не сдаваться, даже когда весь мир против тебя.

— Ты тоже меня спасла, — ответила я. — Если бы ты не позвонила в тот день…

Мы не закончили эту мысль. Не нужно было.

Иногда я думала об Олеге. Не с тоской или злостью, просто думала. Пыталась понять, когда именно всё пошло не так. Был ли он таким с самого начала, и я просто не видела? Или что-то сломалось по дороге? Ответа не было. И, наверное, уже не будет. Некоторые вещи остаются загадкой навсегда. Люди — тем более.

Он писал мне из колонии. Нечасто — раз в месяц, иногда реже. Письма были разные: то покаянные, то обвиняющие, то просто грустные. Я читала их все, не зная зачем. Может, искала что-то. Следы того человека, которого когда-то любила. Не находила.

Последнее письмо пришло три недели назад. Олег писал, что понял свои ошибки, что изменился, что хочет после освобождения начать всё сначала. Не со мной — он уже не просил об этом, — но стать хорошим отцом для детей.

Я не ответила. Не потому, что хотела наказать его молчанием. Просто мне нечего было сказать. Мы стали чужими людьми, если вообще когда-то были близкими…