Добрый поступок перед важной встречей: как случай в транспорте впечатлил будущую свекровь

Андрей Соколенко действовал быстро и профессионально. На следующий день его знакомый следователь из прокуратуры, Дмитрий, принес копии материалов дела о смерти Кравченко. Мы встретились втроем в офисе поздно вечером, когда никого уже не было. «Это строго неофициально, — предупредил Дмитрий, выкладывая папку на стол. — Если узнают, что я слил материалы, меня уволят с волчьим билетом. Так что будьте предельно осторожны». «Спасибо, Дима. Мы ценим твой риск», — серьезно сказал Соколенко.

Я дрожащими руками взяла первый документ — протокол осмотра места происшествия. Следующий час мы молча изучали материалы. Я читала с жадностью профессионала, лишенного любимой работы. Картина вырисовывалась следующая: тело нашла жена утром шестнадцатого ноября в 7:30. Он лежал в кабинете на полу, в руке — его же охотничье ружье. Выстрел в голову, смерть мгновенная. Экспертиза показала выстрел с близкого расстояния, следы пороха на руке подтверждали, что он сам нажал на курок. Время смерти — между 2:00 и 4:00 ночи.

Виктория Кравченко дала показания, что спала в спальне и ничего не слышала, так как приняла сильное снотворное из-за стресса. Дочь Анна ночевала у подруги, что подтвердили свидетели. Предсмертной записки не обнаружили. Но на компьютере Кравченко нашли историю поиска в браузере: запросы о способах безболезненного самоубийства и действии снотворных препаратов. Классическая картина суицида. «Экспертиза чистая, — вздохнул Дмитрий. — Следов взлома нет, посторонних отпечатков тоже».

Но я, благодаря своему опыту, увидела несоответствие. И Соколенко тоже. «Смотрите, — он указал пальцем на строчку в протоколе. — Кравченко нашли в домашней одежде: в спортивных штанах и футболке. Но Виктория утверждает в показаниях, что он лег спать вместе с ней в супружеской кровати около полуночи. Зачем ему вставать, переодеваться в спортивный костюм, если он планировал просто пойти в кабинет и застрелиться?» «И почему он искал информацию про самоубийство на компьютере, — подхватила я, — если, по словам родных, он якобы давно был в депрессии? История поиска датирована тем же вечером, 1:30 ночи. То есть он в полночь лег спать, потом встал, переоделся, сел за компьютер, почитал про суицид, достал ружье и застрелился?»

«Крайне странное и нелогичное поведение», — покачал головой Соколенко. «Очень, — согласилась я. — Особенно учитывая, что, по словам дочери, вечером он был в отличном настроении». Дмитрий нахмурился. «А что с технической экспертизой компьютера? Может, кто-то другой заходил в его аккаунт?» Я перелистнула страницы дела. «Полноценную техническую экспертизу компьютера не проводили. Сочли ненужной, так как картина казалась очевидной». «Вот это уже интересно, — быстро записал что-то в блокнот Соколенко. — Можем запросить повторную экспертизу через суд, если докажем, что историю поиска могли создать с другого устройства или в другое время. Это будет доказательством фальсификации».

«А значит, веским основанием для пересмотра дела», — закончила я мысль. Дмитрий покачал головой. «Вы понимаете, как сложно будет этого добиться? Особенно если следствие курировал Петренко. У него везде связи». «Знаю, — сжала я губы. — Он же меня и подставил два года назад. Тем более яростно он будет сопротивляться». Дмитрий встал. «Мне пора. Удачи вам. И будьте осторожны. Если ваша теория верна, эти люди крайне опасны».

Когда он ушел, мы с Соколенко продолжили мозговой штурм. Я выписывала несоответствия, строила хронологию событий. «Я нашел кое-что еще, — сказал вдруг Соколенко, перебирая листы опроса. — Протокол опроса соседей. Соседи сверху слышали в ту ночь какой-то шум и глухой удар около двух часов ночи. Но Виктория утверждает, что спала мертвым сном». «Она же приняла снотворное», — напомнила я. «Да, но когда? В показаниях сказано, что около одиннадцати вечера. Действие того препарата, что она указала — максимум шесть часов. Тело она нашла в половине восьмого. То есть к моменту выстрела действие снотворного уже должно было ослабнуть, а к утру и вовсе пройти».

«И почему она не проснулась от выстрела? — добавила я. — Даже с учетом снотворного, выстрел из охотничьего ружья в соседней комнате — это грохот, который должен был разбудить и мертвого». «Если только она не была в той комнате в момент выстрела», — тихо сказал Соколенко. Мы переглянулись. Картина становилась все более четкой. Виктория и Малярчук планируют убийство. Виктория дает мужу снотворное или подсыпает что-то в еду. Когда он засыпает, она впускает Малярчука. Они переносят или переводят сонного Кравченко в кабинет, переодевают (возможно, чтобы скрыть следы на пижаме?), усаживают, вкладывают в руку ружье и стреляют. Потом имитируют поиск в интернете, чтобы создать алиби депрессии. Виктория возвращается в спальню, делает вид, что спит. Утром «обнаруживает» тело и играет роль безутешной вдовы. Почти идеальное убийство.

«Нужно найти того, кто видел Малярчука возле дома той ночью, — сказала я. — Камеры, консьержи, случайные прохожие». «Детектив Макаренко уже работает над этим, — кивнул Соколенко. — Он просматривает записи с камер соседних зданий, так как записи «Капитолия», скорее всего, подчищены. Скоро должен выйти на связь». Я откинулась на спинку стула. Мы продвигались, но для суда этого было все еще мало. Нужно было срочно поговорить с Анной Кравченко.

Я нашла Анну через несколько дней. Она выходила из здания университета, где училась на юридическом факультете. Девушка выглядела еще более уставшей, похудевшей и бледной. Я дождалась, пока она отойдет от группы однокурсников, и подошла. «Анна, извините, что снова беспокою». Она вздрогнула и резко обернулась. «Вы… мы встречались в автобусе?» «Да. Меня зовут Наталья. Мне нужно с вами поговорить. Это очень важно и касается смерти вашего отца». «О чем?» — настороженно спросила она, оглядываясь. «Я думаю, его убили. И у меня есть доказательства».

Анна побледнела еще сильнее. Она нервно огляделась по сторонам и прошептала: «Пойдемте отсюда. Здесь не место для таких разговоров». Мы зашли в небольшое студенческое кафе неподалеку. Анна заказала чай, я — просто стакан воды. Денег у меня по-прежнему не было ни копейки. «Вот, — Анна заметила мой взгляд и протянула купюру, — закажите себе что-нибудь поесть. Вы выглядите… будто давно не ели горячего». Я хотела гордо отказаться, но голод взял свое, и я заказала сэндвич и кофе. «Спасибо, — сказала я, когда официант принес заказ. — Я вам верну…» «Не нужно, — махнула рукой Анна. — Расскажите, почему вы так думаете».

Я рассказала ей всё без утайки — про найденный билет, свои подозрения, про связь Виктории и Малярчука, про странности в материалах дела. Анна слушала, затаив дыхание, и ее лицо становилось все жестче. «Я знала, — прошептала она, сжимая чашку. — Я чувствовала, что с ней что-то не так. Она слишком спокойно, даже холодно приняла смерть папы. Не плакала, не горевала по-настоящему. Уже через день обсуждала по телефону какие-то дела и наследство». «Вы не сказали об этом полиции?» «Говорила. Майор Петренко сказал, что люди по-разному переживают горе, и не стоит судить Викторию. Я поняла, что мне никто не верит»…