Ирония судьбы: врач бросил жену ради статуса, но встреча через год изменила всё
На третьей — его главная программа. «Луч надежды», «Полное финансирование и экстренные операции для лучших студентов медицины и молодых специалистов». Там было все.
Ясно. Холодно. Неопровержимо.
Егор поднял глаза, полные отчаяния. «Скажите, это программа, значит, Валерия поможет мне, да?» Адвокат Геннадий Марков откинулся на спинку дивана. Он долго смотрел на Егора, прежде чем произнести спокойным, ледяным голосом.
«Верно, Валерия создала эту организацию, чтобы помогать людям. Но у программы есть процедура.» «Какая процедура?» «Я сделаю все. Все, что нужно.» Адвокат едва заметно улыбнулся.
«Хорошо. Тогда вернитесь к стойке ресепшена.» «Зачем?» — растерянно спросил Егор. «Чтобы забрать форму, — ответил адвокат.
— форму заявки для получателей медицинской помощи. Вы должны заполнить ее полностью и приложить справку о низком доходе, выданную городским управлением социальной защиты, перечень ваших долгов, официальный диагноз от доктора Беляева, конечно же, рекомендательное письмо. После этого наша команда оценит, соответствуете ли вы требованиям.
Егор замер. Справка о признании малоимущим. Доктор Егор Пархоменко, звезда хирургии, должен был пойти в муниципальный офис и просить справку о бедности.
«Егор Пархоменко, — продолжил адвокат, — вы пришли сюда не как бывший муж, рассчитывающий на сострадание. Вы пришли как заявитель. Проситель.
Такой же, как десятки людей, которые приходят сюда каждый день. А теперь идите. И возьмите форму».
Егор выбрался из холла фонда Валерии Мартыновой. Тело казалось одновременно тяжелым и пустым, словно душа осталась там. В руках он держал брошюру и несколько страниц заявления, страницы, тяжелые, как диагноз доктора Беляева.
Заявление на получение медицинской помощи. Справка о низком доходе, выданное городским управлением социальной защиты. Слова плясали перед глазами, все больше расплываясь.
Да. Доктор Пархоменко, чья фотография когда-то красовалась в внутреннем журнале больницы, теперь должен был умолять о справке о бедности. Это было унижение, о котором он никогда не мог подумать.
Адвокат Марков даже не проводил его. Просто позволил уйти одному, под взглядами молодых сотрудников, которые видели его входящим вместе с адвокатом и теперь видели, как он выходит бледный и потрясенный. Когда он вернулся в пентхаус, когда-то символ успеха, а теперь роскошная тюрьма, Рита встретила его прямо у входа.
«Что случилось, Егор?» «Ты видел Валерию?» Она сказала, что поможет. «Ей же не все равно, правда?» Егор не ответил. Он подошел к обеденному столу и бросил форму.
«Прочитай», — прошептал он. Рита схватила бумаги. Ее глаза расширились, когда она увидела название документа.
«Что это?» «Почему ты должен заполнять форму?» «Она же твоя бывшая жена?» Затем ее взгляд упал на требования. Приложить справку о низком доходе, выданную муниципальным управлением социальной защиты. Ее голос стал резким.
Валерия сошла с ума. Она хочет нас унизить, заставить нас умолять ее. Она уже добилась своего «мама».
Закричал Егор, голос сорвался. Он ударил по стене, но рука дрожала так сильно, что удар едва прозвучал. Она сделала меня нищим.
«Думаешь, у меня есть выбор? Ты хочешь, чтобы я ослеп? Хочешь смотреть, как я сижу в инвалидном кресле в этом пентхаусе, который банк заберет в следующем месяце?» Рита замолчала, белая как лист. Реальность раздавила ее безжалости. «Берем твою сумку, мама», — холодно сказал Егор.
«Мы едем в управление социальной защиты. Прямо сейчас. Но, сынок, это стыдно», — прошептала она.
«Что тебя больше смущает? Попросить помощи или то, что судебные приставы вышвырнут тебя из пентхауса на глазах у всех твоих подруг?» Рита не смогла ответить. Она оделась дрожащими руками, надела огромные темные очки и маску, пытаясь скрыть лицо. Эта поездка стала самым унизительным моментом в их жизни.
Они не могли использовать «Мерседес», платежи просрочены, поэтому вызвали такси, которая высадила их прямо у облезлой дверь муниципального офиса. Как только они вошли, все взгляды обернулись, сотрудники, непрерывно стучащие по клавиатуре, посетители, стоящие в очереди. Все выглядело как злой карикатурный сон Рита, сжимавшая поддельную брендовую сумку, и доктор Пархоменко, некогда известный своей блестящей карьерой, теперь сидел на старом потрескавшемся оранжевом пластиковом стуле.
«Эй, разве это не доктор Пархоменко? Тот, что живет в пентхаусе?» — прошептал один сотрудник. — Да, что он здесь делает? — Это же окно социальной помощи. Егор опустил глаза, спрятав дрожащие руки на коленях.
Рита притворялась, что занята телефоном, выключенным. Когда подошла их очередь, Егор сделал тяжелый шаг к окошку. — Добрый день.
— Чем могу помочь? — спросил сотрудник. — Я хочу запросить справку о низком доходе, — тихо произнес Егор. Работник удивленно приподнял брови.
— Для кого? — Для меня. Егора Пархоменко. Сотрудник долго смотрел на Егора, будто не верил своим глазам.
— Простите, вы доктор Пархоменко? — Тот самый, который живет в пентхаусе? — Просто вы совсем не похожи. Егор сорвался. — Я болен.
Я серьезно болен. Мне нужна операция, которая стоит 150 миллионов. Я больше не работаю.
Я разорен. У меня нет денег. — Теперь понятно.
Просто дайте мне форму. В муниципальном офисе наступила гнетущая тишина. Рита едва не упала от стыда.
После унизительно долгой процедуры, полной взглядов и перешептываний, справка о низком доходе наконец оказалась в его руках. Официальная печать жгла его ладонь, словно клеймо. В ту же ночь он сидел под тусклой лампой и заполнял заявление в фонд Валерии Мартыновой.
Страница за страницей он фиксировал то, от чего раньше бежал. Имя заявителя — Егор Пархоменко. Род занятий — хирург без практики.
Он дошел до раздела долгов и начал писать, сглатывая унижение. Ипотека за пентхаус «Риверсайд Тауэр» — 90 миллионов. Автокредит за автомобили с класса — 15 миллионов.
Кредитная карта банка — 2 миллиона 700 тысяч. Кредитная карта банка «Б» — 1 миллион 600 тысяч. Кредит банкос — 1 миллион.
Итого — 110 миллионов. В разделе «Имущество» он написал одно слово — «Нет». Он приложил справку, письма кредиторов и диагноз доктора Николая Беляева.
Это было идеальное досье его полного краха. Утром он снова пришел в фонд. Его вид был хуже прежнего — красные глаза, помятая одежда, небритость.
Он передал документы девушке на ресепшене Ольги и услышал спокойное «Спасибо». «Ваши документы переданы. Пожалуйста, присаживайтесь».
Егор ждал час, потом второй, третий. Мимо проходили улыбающиеся студенты-медики, молодые люди, которые, возможно, уже получили поддержку Валерии. Наконец из лифта вышел адвокат Геннадий Марков.
«Егор Пархоменко, Валерия Мартынова готова вас принять», — сказал он. У Егора застыли дыхание и мысли. Он пошел за Марковым, словно на казнь.
Они поднялись на частном лифте на самый верхний этаж. Двери открылись прямо в просторный кабинет со стеклянными стенами и панорамным видом на город. За столом из красного дерева сидела Валерия Мартынова.
Егор застыл. Валерия подняла голову и посмотрела на него, спокойно, холодно, чуждо. «Садись, Егор», — сказала она ровным, официальным голосом.
Он сел, чувствуя себя не просителем, а обвиняемым. В углу стоял Марков, наблюдая молча. На столе лежали его МРТ, заключение доктора Беляева и тулстое заявление, которое он подал утром.
Валерия начала безэмоционально. «Мы рассмотрели твою заявку. Диагноз Николая Беляева подтверждает, что заболевание быстро прогрессирует.
Мы также проверили расчет клиники в Сингапуре. Стоимость процедуры — 150 миллионов. Она перевернула страницу.
И за один год ты накопил более 130 миллионов личного долга. Это впечатляет». У Егора вспыхнули уши.
«Валерия, я знаю, я ошибался, я…» Она чуть подняла руку. Маленький жест, и он замолчал сразу. «Егор, я не собираюсь слушать твое раскаяние.
Это твоя личная жизнь. Она не имеет отношения к работе фонда». Он тихо спросил.
«Тогда зачем я здесь?» Валерия не моргнула. «Затем, чтобы обсудить деловой вопрос. Фонд Валерии Мартыновой — юридическая структура…
