История о справедливости: как предложение ребенка изменило решение судьи

Внезапно по залу эхом пронесся скрежет металла. Это было быстро, почти неуловимо, но кое-кто успел заметить. Ноги судьи шевельнулись.

«Коллега, вы это видели?» — недоверчиво пробормотал репортер из первого ряда, опуская камеру. «Быть не может», — прошептала женщина, крепко стиснув руку сидевшего рядом мужа. Охранники у скамьи подсудимых растерянно переглянулись.

Даже Петр, отец девочки, резко вскинул голову, и в его широко раскрытых глазах мелькнула искра надежды, пронзившая уставшую душу. Павленко, пребывая в шоке, попытался скрыть свое состояние. Он поправил очки и откашлялся, но голос подвел его, когда он возобновил чтение приговора. «Петр Лысенко при…» Он осекся.

Покалывание теперь стало явным, его уже нельзя было отрицать. Забытое ощущение тепла медленно ползло вверх по ногам. Его колени, прежде неподвижные, словно каменные, начали отзываться короткими судорогами.

Публика, до этого не верившая своим глазам, подалась вперед, широко раскрыв глаза. Зал, всего пару минут назад наполненный издевками, теперь сковало абсолютное напряжение. Никто больше не смел смеяться.

Анна сделала несколько шагов вглубь зала. Ее детский, но непоколебимый голос эхом разнесся по помещению. «Я же сказала, что господин судья будет ходить».

Слова девочки, словно невидимый клинок, рассекли воздух. Судья попытался не обращать на них внимания, но собственное тело его предавало. Он стиснул подлокотники инвалидного кресла с такой силой, что ногти, казалось, вот-вот впиявятся в полированное дерево.

Его дыхание сбилось. «Это… это немыслимо», — пробормотал он еле слышно, но его слова тут же подхватили микрофоны, расставленные по всему залу.

Теперь сомнений не оставалось: происходило нечто экстраординарное. В зале воцарилась гробовая тишина, но она не была пустой. Это была тишина, до краев наполненная ожиданием, словно все собравшиеся готовились стать свидетелями невозможного.

А в самом центре этого невообразимого события стояла маленькая девочка, лет семи, в простом платьице. Она смотрела на судью сияющими глазами, полными такой непоколебимой веры, на какую были бы способны немногие взрослые во всем мире.

Весь зал суда замер, боясь дышать. То, что еще недавно казалось нелепой детской выходкой, на глазах превращалось в сцену коллективного потрясения. Все взоры были прикованы к судье Павленко — суровому, несгибаемому человеку, который пятнадцать лет не поднимался с этого инвалидного кресла.

Его тело била дрожь, по суровому лицу градом катился пот. Он изо всех сил пытался сохранить лицо, удержать свой авторитет, но был не в силах контролировать то, что с ним творилось. Мышцы его ног, дремавшие так долго, отзывались непроизвольными спазмами.

Сухой стук дерева эхом разнесся по залу, когда его правая нога ударилась о подножку кресла. Волна шока пронеслась по рядам. «Он пошевелился!» — воскликнул кто-то так громко, что это уже нельзя было проигнорировать…