История о том, как фамильная драгоценность раскрыла связь между миллионером и его персоналом

— А что, если я не она? — тихо спросила я, глядя на следователя. — Что, если это просто ужасное, чудовищное совпадение? — Есть точный способ это выяснить, — ответил Марченко спокойно.

— Тест ДНК. Если в доме сохранились детские вещи, расчески Надежды, мы можем провести сравнение. Данил поднял голову и взглянул на меня впервые с начала этого кошмарного скандала, и в его глазах уже не было того испепеляющего гнева.

Теперь в них читалась робкая надежда, смешанная со страхом снова ошибиться. — Ты… ты согласна пройти тест? — спросил он тихо. — Да, — ответила я без колебаний.

— Мне нужна правда, какой бы горькой она ни оказалась. — Хорошо, — поднялся следователь. — Я все организую на завтрашнее утро. А пока советую вам поговорить друг с другом спокойно.

— Иногда воспоминания возвращаются сами, когда уходит страх. После ухода полиции в особняке воцарилась тяжелая, но уже совсем иная тишина. Она была наполнена ожиданием.

Данил остался в гостиной, он сидел там один, листая старые семейные фотоальбомы. Я сидела на кухне с Мариной, сжимая чашку горячего чая и пытаясь осмыслить все случившееся. — Марина? — спросила я тихо. — А какой была Надежда?

— Ты ее помнишь? — Славная, любознательная девочка, всегда улыбалась, — ответила кухарка с теплой грустью в голосе. — Она любила помогать мне здесь, на кухне, возиться с тестом. Любила играть в саду с младшим братом.

— Смех у нее был такой заразительный, и она… — Она была похожа на меня? Марина с нежностью посмотрела на меня и накрыла мою руку своей ладонью. — Дитя мое, с первого дня, когда ты переступила порог этого дома, я чувствовала что-то неуловимо знакомое в тебе. Но даже предположить не смела… Ты думаешь, это я?

— Я думаю, сердце матери всегда узнает своего ребенка. Уверена, когда пани Изабелла тебя увидит, она сразу все поймет без всяких тестов. Я снова инстинктивно дотронулась до шеи, где всегда лежал кулон, который сейчас забрала полиция как улику. Без него я чувствовала себя голой, беззащитной, будто у меня отняли важную часть самой души.

— Марина, можно я спрошу? — Конечно, родная. — Если я и правда Надежда… меняет ли это что-то? Я же остаюсь собой, правда?

Марина улыбнулась сквозь слезы и крепко обняла меня. — Конечно, остаешься. Ты всегда будешь той доброй и трудолюбивой Светланой, которую мы знаем и любим. Просто твоя история станет немного длиннее и счастливее.

Выходя из кухни, я прошла мимо открытой двери гостиной и на мгновение остановилась. Данил сидел в кресле и, не отрываясь, смотрел на одну конкретную фотографию в рамке. Я знала этот снимок — он и Надежда на их последнем общем Рождестве. Ему тогда было два года, ей — четыре. Они стояли под елкой, окруженные горой подарков, и счастливо сияли в объектив. Глядя на его профиль, я поняла, что впервые за долгие годы одиночества этот мужчина позволил себе поверить в чудо — надеяться, что его семья наконец-то может стать полной.