История о том, как внимательность старшей сестры помогла найти брата

Я не слышала его. Я стояла у ворот, глядя на землю, где лежала детская кроссовка — синяя, с оторванной липучкой.

— Это Ильи, — прошептала я.

Я подняла ее, и руки затряслись.

— Это он. Он не мог уйти босиком.

Но Лидия Сергеевна, стоявшая рядом, вдруг сказала холодно, без малейшей дрожи в голосе:

— А я вот видела, как ты с ним шла к машине.

Я обернулась, не веря своим ушам.

— Что?

— Да-да, — тут же вмешался Максим, брат Павла. — Мама говорит, ты с ним к калитке выходила, потом обратно не возвращалась. Может, ты отвозила его куда-нибудь?

Павел молчал. Только смотрел на меня, нахмурившись.

— Аня, ты точно ничего не путаешь?

— Вы с ума сошли? Вы что говорите? Я не уходила никуда!

— Не повышай голос, — резко сказала Лидия Сергеевна. — Мы все переживаем, но если ты что-то скрываешь, лучше скажи сразу.

Полиция записала ее слова, началась проверка. Вечером, когда стемнело, участок был усеян фонариками. Люди ходили с собаками, звали мальчика по имени. Где-то вдалеке лаяли псы. Я стояла у ворот, до боли сжимая в руках кроссовку сына. В груди пульсировала страшная пустота.

Поздно ночью следователь подошел ко мне и сказал:

— Мы продолжим утром. Если появится какая-то информация, звоните.

Я не ответила. В голове набатом звучали последние слова свекрови: «Я видела, как ты шла с ним к машине». Когда я зашла в дом, Павел сидел в кухне и пил чай. Не глядя на меня, он произнес:

— Ты уверена, что ничего не произошло? Может, у тебя опять был приступ?

Эти слова ударили сильнее, чем все остальное. Я почувствовала, как что-то внутри оборвалось навсегда. Я поняла: теперь я не просто мать, потерявшая ребенка. Я — подозреваемая.

Прошло два дня. Дом стоял в тишине, как будто сам затаил дыхание. На столе — раскрытая тетрадь Ильи, на подоконнике — его любимая зеленая машинка. Я сидела на кухне, бессмысленно глядя в одну точку. За окном моросил мелкий дождь. Полиция приходила утром, задали те же вопросы, ничего нового. Павел молчал, избегал моего взгляда. Лидия Сергеевна разговаривала с ним шепотом, словно все уже решено.

Когда я попыталась подойти, свекровь бросила холодно:

— Тебе стоит подумать, как дальше жить. Главное — признать, что натворила, и не мучить нас всех.

Я вышла на улицу, чтобы не закричать. Воздух был тяжелый, влажный, пахло мокрой землей. В голове билась одна мысль: «Они меня уничтожают».

Вечером зазвонил телефон.

— Мам, — тихий голос Сони дрожал. — Я… я у бабушки. Ты можешь приехать?

— Соня, где ты? Что случилось?

— Все в порядке. Не совсем, — сбиваясь, ответила девочка. — Только никому не говори, ладно? Особенно бабушке. Просто приедь. Я у соседки тети Нади, через забор.

Я вылетела из дома почти бегом. Доехала на такси за двадцать минут. У калитки стояла Соня, бледная, в куртке с накинутым капюшоном, с прижатыми к груди руками.

— Мам, я посмотрела видео, — прошептала она. — Я снимала тогда, когда Илья пропал. На планшете. Я думала, там ничего нет, а потом пересмотрела. И…