Как изменилось отношение родителей к приемной дочери после появления второго ребенка

Насте исполнилось семь, она пошла в первый класс. С родителями ее уже ничего не связывало внешне. Ни у кого не оставалось сомнений, что она не родная. Доброжелатели сначала намекали Игорю, а потом и напрямую говорили про того самого Мыколу. Игорю было неприятно, но, в отличие от жены, его чувства к Насте не изменились. Ребенок-то здесь ни при чем.

А потом случилось невероятное. Оля не верила своим глазам, пока не увидела справку от врача. Срок — пять недель. Ей было тридцать семь, Игорю — тридцать девять. «Игорь, у нас будет сыночек, как мы и мечтали!» — сияла Оля. Почему-то она была уверена, что родит именно мальчика.

Антон появился на свет немного раньше срока, маленьким и слабеньким. «Игорь, у нас теперь есть сын, родной сын!» — сказала Оля, когда через месяц их выписали из больницы. И тут же выдала: «Давай отдадим Настю в детдом!» «Оля, ты что, это шутка?» — опешил Игорь. «Какие шутки, Настя нам не родная, я готова ее отдать!» — выдохнула она. Она давно об этом думала. «Мне надоели эти сплетни!» «Нужно просто сказать людям правду, что она приемная, и все утихнет». «Но ты же не хочешь!? У меня теперь есть сынок, а Настя… Если не хочешь в детдом, воспитывай ее сам!»

Настя с первых дней полюбила братика. Она старалась помочь маме, первой подбегала к кроватке, когда Антоша плакал. «Не трогай его!» — кричала Оля. «Почему, мамочка, я хотела его успокоить». «Маленькая еще, навредишь ему, не подходи!» Все ее внимание теперь принадлежало сыну, а неродная дочка будто перестала существовать.

Когда Антону было пять месяцев, Оля узнала, что снова беременна. «Игорь, у нас будет второй ребенок!» — обрадовалась она. «Третий, Оленька, третий», — поправил он. «Для тебя — третий, а для меня — второй!» Осенью, когда Настя пошла в третий класс, родился второй братик — Тарас. Оля погрузилась в заботы о погодках, души в них не чаяла, а Настя оставалась не у дел. Девочка изо всех сил старалась помочь, жаждала маминого внимания и ласки. Но Оля выматывалась с сыновьями, не высыпалась и срывала злость на Насте, придираясь к мелочам. Она понимала, что несправедлива, но ничего не могла с собой поделать. Приемная дочь стала для нее обузой…

Настя тихо плакала в подушку, но никогда не оправдывалась и не жаловалась отцу. Если мать ругает — значит, так надо. Игорь, вернувшись с работы, старался уделить время дочери: помогал с уроками, проверял домашку. «Оля, ты бы могла помочь Насте», — упрекал он жену. «Мне некогда, у меня на руках двое маленьких, родных детей!» «Хватит уже гнобить ее!» — вспылил как-то Игорь. «Она нам не родная!» — упрямо твердила Ольга.

В один из сентябрьских дней Настя, которая только перешла в четвертый класс, вернулась из школы в слезах. «Что случилось?» — сухо спросила Ольга. «Мы с девочкой поссорились». «Ничего, помиритесь». Ей не хотелось вникать в Настины школьные проблемы. «Она сказала, что мой папа мне не родной». «Правильно сказала, — не думая, ответила Ольга. — И я тебе не родная мать, мы забрали тебя из детдома, когда ты крохой была». «Нет, не верю!» — закричала девочка. «Настя, ты уже большая, тебе десять лет, должна понимать, посмотри на себя и на нас: ты темная, мы светлые, так не бывает».

Настя ревела до вечера, пока не пришел отец. «Зачем ты это сделала, зачем рассказала?» — набросился он на жену. «Дальше скрывать нет смысла, ей все равно будут говорить, пусть уж знает правду от нас». «Может, ты и права, — тихо сказал Игорь. — Но надо было иначе, дождаться меня, рассказать вместе».

С того дня Ольгу не отпускала мысль, что Настя начнет мстить и сделает что-то братьям. «Может ли неродная дочь навредить моим родным сыновьям?» — постоянно крутилось у нее в голове. «Может, — следовал незамедлительный ответ. — Неизвестно, кто ее родители, какие гены, говорили, мамашке было четырнадцать с половиной, явно непутевая, я в ее возрасте в резиночку прыгала, не надо было нам брать Настю, ошибка». Ольга стала следить за каждым шагом девочки. Стоило той приблизиться к братикам, как раздавался крик: «Отойди от них!» Настя, шмыгая носом, покорно отходила. Она чувствовала себя чужой и лишней…