Момент истины на банкете: реакция зала, когда я попросила открыть мой подарок после выходки свекрови

«Мама, Роман запретил мне встречаться с Леной». «Что?» Он говорит, что она разведенная и плохо влияет на меня. «Что учит меня не уважать мужа?» Я видела, как она написала мне в сообщениях, спрашивала, как я, а Роман взял мой телефон, прочитал и сказал, что она настраивает меня против него.

Он читает твои сообщения. Мила покраснела. Он говорит, что у супругов не должно быть секретов.

Что если мне нечего скрывать, я не буду против. «Это же нормально?» «Нет, Мила. Это ненормально».

А еще он говорит, что я одеваюсь слишком ярко. Что привлекаю внимание мужчин. Вчера мы шли по улице, какой-то мужчина посмотрел на меня, и Роман весь вечер кричал, что это моя вина.

Что я специально надела обтягивающие джинсы. «Мила!» Я выбросила эти джинсы, мама. И еще несколько вещей.

Теперь ношу только то, что одобряет Роман. Я смотрела на свою дочь и не узнавала ее. Моя яркая, веселая, уверенная девочка превращалась в забитую, запуганную тень.

«Уходи от него», — сказала я тихо. «Пока не поздно». «Куда, мама?» «Я замужем».

«Я должна сохранить семью». «У тебя есть дом». «Твой дом».

«Живи там одна». Но это будет означать, что я сдалась. Что я не смогла стать хорошей женой.

«Ты прекрасная». «Проблема не в тебе». «Проблема в нем».

Она встала, вытерла слезы. «Мне пора». Роман звонил уже пять раз, спрашивает, где я. Она ушла.

А я осталась сидеть на кухне и понимала, она тонет. Медленно, но верно. И я не знаю, как ее спасти.

Прошло четыре месяца с той злополучной свадьбы. Четыре месяца, за которые моя дочь превратилась в тень самой себя. Я видела это по ее редким звонкам, потому, как она избегала встреч, как находила тысячу оправданий, чтобы не приезжать ко мне.

А потом она позвонила мне утром, и в ее голосе была странная смесь радости и страха. «Мама, я беременна». Я замерла с чашкой кофе в руке.

«Беременна». Моя малышка будет мамой. В любых других обстоятельствах я бы прыгала от счастья.

Но сейчас, сейчас меня накрыла волна ужаса. Беременная женщина еще более уязвима. Еще более зависима.

Роман это прекрасно понимал. Мы говорили около часа. Мила рассказывала о токсикозе, о том, как плохо себя чувствует по утрам.

Но между строк я слышала другое. Роман уже начал новое наступление. Теперь у него был козырь «будущий ребенок».

И он использовал его безжалостно. Дом на окраине, по его словам, был совершенно непригоден для семьи с младенцем. Не было детской площадки рядом, не было хороших школ, инфраструктура хромала.

Наталья поддерживала сына, ежедневно приезжая и указывая на все недостатки жилья. Она уже нашла гинеколога, которому должна была ходить Мила. Лучшего в городе, как она выражалась.

Того, кто наблюдал всех ее подруг. Выбора у Милы, естественно, не было. А еще Роман требовал, чтобы она уволилась с работы.

Стресс вреден для ребенка, говорил он. Настоящая мать должна думать о малыше, а не о карьере. Настоящий мужчина сам обеспечивает семью.

Все эти красивые фразы звучали правильно, но за ними скрывалось одно — полный финансовый контроль над Милой. «Приезжай ко мне завтра», — попросила я, — «утром». Пока Роман на работе.

Мила приехала на следующее утро. То, что я увидела, ужаснуло меня. Моя дочь выглядела изможденной.

Похудевшая, несмотря на беременность, с огромными темными кругами под глазами. Одета она была в какую-то бесформенную серую кофту и мешковатые брюки, которые делали ее еще более несчастной. Куда делась та яркая, красивая девушка, которая еще полгода назад смеялась и строила планы? Я усадила ее на диван, налила чай с имбирем от тошноты.

Мила сидела, обхватив кружку дрожащими руками, и рассказывала. Роман не давал ей спать по ночам. Каждый вечер начинался один и тот же разговор.

О доме. О том, какая она эгоистка. О том, что хорошая жена должна прислушиваться к мужу.

О том, что она разрушает их семью своим упрямством. Он говорил, что если они продадут дом и купят квартиру рядом с его родителями, Наталья сможет помогать с ребенком. Что Миле будет легче.

Что это единственный правильный выбор. А если она откажется, значит, она плохая мать, которая думает только о себе. Я слушала и чувствовала, как внутри все закипает.

Это была классическая манипуляция. Использовать беременность, материнский инстинкт, желание дать ребенку лучшее, все это против самой Милы. Солнышко, послушай меня внимательно, я взяла ее руки в свои.

Они были ледяными. Я видела это раньше. С твоей тетой Людмилой.

Она отказалась от всего ради мужа. И когда ей было нужно уйти, у нее не было ничего. Абсолютно ничего.

Я не дам тебе повторить ее ошибку. Мила заплакала. Тихо, безнадежно.

Она говорила, что не хочет быть одинокой матерью, что боится конфликтов, что устала сопротивляться. Роман давил на нее каждый день, каждый час. Она чувствовала себя виноватой, плохой, неправильной.

Я обняла ее и поняла, времени остается все меньше. Роман чувствовал, что Мила слабеет. Он усилит давление.

Он не остановится, пока не получит то, что хочет. Дом. Контроль.

Полную власть над ней. Обещай мне, прошептала я ей на ухо. Обещай, что не продашь дом.

Что бы ни случилось. Мила кивнула, прижимаясь ко мне. Но я видела в ее глазах сомнения.

Усталость. Слабость. И я знала, обещание может не выдержать Нать из Карамана.

Когда она уезжала, я стояла у окна и смотрела на ее машину, пока она не скрылась за поворотом. В груди было тяжело, словно лежал камень. Интуиция кричала мне, что что-то страшное вот-вот произойдет.

Что Роман предпримет решительный шаг. И я не ошиблась. Через неделю Мила позвонила мне среди дня.

Голос у нее был странный. Зажатый. Испуганный.

Она говорила короткими фразами, словно кто-то мог услышать. «Мама, мне нужна твоя помощь». «Срочно».

Я бросила все и помчалась в дом. Дорога казалась бесконечной. Я нарушала все скоростные режимы, проскакивала на желтый свет, лавировала между машинами.

В голове прокручивались страшные сценарии. Что он с ней сделал? Не ударил ли? Беременную. Когда я вбежала в дом, Мила сидела за кухонным столом.

Перед ней лежали какие-то бумаги. Она смотрела на них невидящим взглядом, а по щекам текли слезы. Руки ее дрожали так сильно, что она не могла удержать кружку с водой.

Что случилось? Я кинулась к ней. Мила подняла на меня красные, опухшие глаза. Она плакала давно.

Может, несколько часов. Лицо ее было бледным, губы сухими и потрескавшимися. Она молча протянула мне бумаги.

Я схватила их и начала читать. «Предварительный договор купли-продажи дома». «Покупатель».

«Сумма». «Условия». И внизу, внизу была подпись.

Подпись Милы. Земля ушла из-под ног. «Ты подписала это?» Мила закрыла лицо руками и разрыдалась.

Громко, навзрыд, как ребенок. Ее плечи тряслись. Она говорила что-то сквозь слезы, но я не могла разобрать слов.

Я присела рядом, обняла ее, гладила по спине, пока она не успокоилась настолько, чтобы говорить связно. История была страшной. Роман пришел домой вчера вечером с этими документами.

Сказал, что нашел идеального покупателя. Человек готов заплатить на 20% больше рыночной цены. Они смогут купить прекрасную квартиру в центре, сделать ремонт, обустроить детскую.

Его родители помогут с первым взносом. Мила отказалась подписывать. Тогда начался кошмар.

Роман кричал на нее три часа подряд. Он говорил, что она разрушает их семью. Что ее мать настроила ее против него.

Что она эгоистка, которая думает только о себе, а не о ребенке. Что малыш вырастет в нищете из-за ее гордыни. Он не давал ей уснуть.

Ходил по дому, хлопал дверями, включал громко телевизор. Когда Мила забивалась в угол дивана и закрывала уши руками, он подходил и продолжал говорить. Снова и снова.

Одно и то же. К утру Мила сломалась. Она была истощена физически и эмоционально.

Токсикоз, бессонная ночь, постоянное давление, все это сломило ее сопротивление. Она подписала бумаги, просто чтобы это прекратилось. Роман тут же схватил документы и уехал.

Сказал, что поедет к нотариусу, оформит все быстро, чтобы она не передумала. И только когда за ним закрылась дверь, Мила поняла, что натворила. Я сидела рядом с дочерью и чувствовала такую ярость, какой не испытывала никогда в жизни.

Этот человек психологически истязал беременную женщину. Лишал ее сна. Давил.

Ломал. Он был не мужем, он был тираном. Одевайся, сказала я твердо.

Немедленно. Мы едем к юристу. У меня был знакомый.

Аркадий Рубанов. Грамотный специалист по семейному праву, которого мне когда-то порекомендовала коллега. Я позвонила ему прямо из дома Милы, и он согласился принять нас немедленно.

Через 20 минут мы уже сидели в его офисе. Аркадий был мужчиной лет пятидесяти, с внимательным взглядом умных серых глаз и спокойными, уверенными манерами. Он не задавал лишних вопросов, не осуждал, просто слушал.

Я рассказала все. О доме, который купила для Милы. О том, как оформляла его с нотариальной защитой.

О свадьбе. О четырех месяцах ада, которые пережила дочь. О беременности.

О давлении романа. О подписанных под принуждением бумагах. Аркадий внимательно изучал документы.

Делал пометки. Сверял с нотариальным договором, который я принесла. Мила сидела рядом со мной, сжимая мою руку так крепко, что я чувствовала каждую косточку ее пальцев.

Наконец, юрист отложил бумаги и посмотрел на нас. На его лице была легкая улыбка облегчения. «У меня для вас хорошие новости.» Мила вздрогнула.

«Этот предварительный договор не имеет юридической силы.» Дом оформлен на вас до брака, Мила. По закону это ваша личная собственность. Более того, он показал на нотариальный документ, здесь прописана специальная защита…