Момент истины на рассвете: возвращение после ночи вне дома обернулось для мужа потрясением
— Конечно.
На следующий день Алиса перезвонила.
— Настя согласна. Но хочет, чтобы я была рядом. И ты тоже, если можешь.
— Я? Зачем?
— Не знаю. Она так сказала. Может, боится остаться с ним наедине. Может, хочет свидетелей. Может, просто… хочет, чтобы рядом были люди, которым можно доверять.
Татьяна подумала. Присутствовать при встрече бывшего мужа с брошенной дочерью — не самый приятный опыт. Но если Насте так нужно…
— Хорошо. Я приду.
Встречу назначили в том же кафе «Ромашка». Настя сказала, что это место теперь для нее особенное. Здесь она обрела сестру. Может, здесь обретет и отца. Или окончательно его потеряет.
Дмитрий пришел первым. Татьяна видела его через окно: он сидел за столиком, нервно вертел в руках чашку. Постарел за этот месяц еще больше. Или она раньше не замечала? Седины прибавилось, плечи сутулились. Не победитель жизни. Не хозяин судьбы. Просто уставший человек, который наконец понял цену своим ошибкам.
Они вошли втроем: Татьяна, Алиса, Настя. Дмитрий встал, и Татьяна увидела, как он смотрит на старшую дочь — с больлью, со страхом, с надеждой.
— Здравствуй, Настя.
— Здравствуйте. — Она не назвала его отцом. Он не ожидал, что назовет.
Они сели. Официантка принесла меню, но никто его не открыл. Четыре человека за столиком, четыре чашки чая — как ритуал, как попытка создать иллюзию нормальности.
— Я не знаю, с чего начать, — сказал Дмитрий. — Я репетировал эту речь сто раз, но сейчас все слова кажутся пустыми.
— Тогда не произносите речь, — сказала Настя. — Просто скажите правду. Зачем вы здесь?
Он посмотрел на нее долго, внимательно. Как будто впервые видел.
— Я здесь, чтобы сказать, что мне жаль. Не «извини» — это слишком просто. Мне жаль, что я был трусом. Мне жаль, что я выбрал легкий путь вместо правильного. Мне жаль, что ты росла без отца, хотя отец был жив и мог быть рядом.
— Почему вы не были?
— Потому что боялся. Боялся ответственности, боялся осуждения, боялся разрушить ту красивую картинку жизни, которую строил. А на самом деле — боялся посмотреть тебе в глаза и увидеть, какой я на самом деле.
Настя молчала. Ее лицо ничего не выражало — ни злости, ни прощения. Просто ждала.
— Я не прошу тебя простить меня, — продолжал Дмитрий. — Это было бы нечестно. Ты имеешь полное право ненавидеть меня до конца жизни. Но я хочу, чтобы ты знала: не проходило и дня, чтобы я не думал о тебе. Не проходило и ночи, чтобы мне не снились твои глаза — глаза ребенка, которого я предал.
— Этого мало, — тихо сказала Настя.
— Знаю. Этого чудовищно мало. Двадцать шесть лет не заменишь словами. Но слова — это все, что у меня есть. И еще… еще это.
Он достал из кармана конверт, положил на стол.
— Что это?
— Квартира. Та самая, которую мама когда-то купила для твоей матери. Я оформил ее на тебя. И еще счет — деньги, которые я откладывал все эти годы. Хотел… хотел когда-нибудь отдать. Все не решался.
Настя посмотрела на конверт, но не взяла.
— Вы думаете, что деньгами можно откупиться?
— Нет. Деньгами нельзя откупиться от того, что я сделал. Но это не откуп, это твое. По праву. Ты моя дочь, и у тебя должно было быть все то, что было у Алисы: образование, поддержка, уверенность в завтрашнем дне. Я отнял это у тебя. Теперь пытаюсь вернуть хотя бы часть.
Алиса сидела молча, переводя взгляд с отца на сестру. Татьяна видела, как она сжимает руки под столом, нервничает, переживает.
— Я не хочу ваших денег, — сказала Настя. — Я сама заработаю на жизнь. Всегда зарабатывала.
— Знаю. Твоя мать тебя хорошо воспитала. Гораздо лучше, чем я бы смог. Но все равно — возьми. Не ради меня. Ради нее. Ради Люды. Она заслужила, чтобы ее дочь жила достойно.
При упоминании матери что-то дрогнуло в лице Насти. Первая трещина в броне.
— Вы помните ее имя?..
