Необычная находка: что связывало уличного мальчишку и семью известного магната

— Можно туда сходить?

— Сейчас?

— Завтра. Сейчас тебе нужно поесть и отдохнуть. Очень долгий был день.

Они вышли из машины. Дверь особняка открылась, и появилась Людмила Ивановна, старейшая домработница. Увидев Мишу, она прижала руки ко рту и заплакала.

— Господи! Господи! Боже мой! Это Миша! Это наш мальчик!

Она подбежала к ним и обняла Мишу, чуть не задушив.

— Я молилась каждый день. Каждый день просила Бога вернуть тебя. И он услышал. Услышал!

Миша напрягся в объятиях, не зная, как реагировать. Но потом медленно расслабился.

— Здравствуйте, Людмила Ивановна, — сказал он. — Я вас помню. Вы пекли мне шоколадный торт.

— Сейчас испеку. Прямо сейчас. Заходи, заходи. Ты, наверное, голодный.

Они вошли в особняк. Все было точно так, как Андрей оставил. Чисто, аккуратно, ждет. Словно дом тоже ждал возвращения Миши. Миша оглядывался вокруг. Трогал мебель, проводил рукой по перилам лестницы. Остановился перед фотографией на стене: он в пять лет улыбается, обнимает плюшевую собаку.

— Я это помню, — сказал он. — Эту собаку звали Тузик. Я брал его с собой на катер в тот день. Что с ним стало?

Андрей сглотнул.

— Я сохранил его. В твоей комнате. Он там тебя ждет.

Миша побежал вверх по лестнице. Андрей за ним. Мальчик остановился перед дверью комнаты. Той самой дверью, которую Андрей не открывал три года.

— Можно открыть, — сказал Андрей.

Миша повернул ручку. Толкнул дверь. Комната была темной. Запах пыли и остановившегося времени. Миша вошел медленно, нащупывая стену, пока не нашел выключатель. Свет зажегся. И Миша увидел. Все было по-прежнему. Кровать с одеялом в динозаврах. Игрушки на полу. Рисунки на стене. А на кровати, на подушке — плюшевая собака по имени Тузик.

Миша подошел к кровати. Взял собаку. Прижал к груди. И заплакал. Это был не плач от грусти. Это был плач от чего-то, чему нет названия. От возвращения домой после долгого времени. От обретения частей себя, которые были потеряны. Андрей подошел, сел на кровать рядом с сыном. Обнял его. Они сидели так, в тишине, в комнате, которая стала святилищем, а теперь снова становилась тем, чем всегда должна была быть — комнатой Миши.

За окном ночь шла своим чередом. Звезды сияли в небе. И где-то, может быть, душа рыжеволосой женщины наконец обретала покой, зная, что мальчик, которого она спасла и украла, вернулся туда, где ему место. Начало новой истории. Или конец кошмара, который длился три года слишком долго. Андрей еще не знал, что из двух. Но впервые за долгое время у него была надежда это выяснить.

Первые дни были странными. Миша ходил по особняку, как призрак. Трогал мебель, смотрел на фотографии на стенах, открывал ящики и шкафы в поисках осколков памяти. Иногда останавливался посреди комнаты и замирал, глядя в пустоту, потерянный в мыслях, которыми не делился. Андрей наблюдал издалека. Хотел подойти, хотел поговорить, хотел наверстать потерянное время одним объятием, но знал, что так не получится. Мише нужно было пространство, нужно было переварить.

На третью ночь Андрея разбудил крик. Он вскочил с кровати и побежал по коридору. Крик доносился из комнаты Миши. Он толкнул дверь и увидел сына, сидящего в кровати: потного, дрожащего, с глазами, расширенными от ужаса.

— Миша! Что случилось?

Мальчик не ответил. Дышал быстро, задыхаясь, словно только что пробежал марафон. Руки вцепились в простыню так сильно, что костяшки пальцев побелели. Андрей подошел осторожно. Сел на край кровати.

— Кошмар?

Миша кивнул. Говорить еще не мог.

— Хочешь рассказать?

Мальчик сглотнул. Закрыл глаза на мгновение. Когда открыл, по щекам текли слезы.

— Я был на катере снова. Буря, вода, льющаяся внутрь. Все кричат. И я упал. Упал в темную воду. И не мог всплыть. Не мог дышать. А потом… — Он остановился, задрожал. — А потом… Потом меня вытянула чья-то рука. Женская рука. И я подумал, что это мама. Но когда я посмотрел наверх, это была Тетя Солнце. И она улыбалась. Но не хорошей улыбкой. Странной улыбкой. И она сказала: «Теперь ты мой».

Андрей почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

— Это был просто сон, сынок. Тети Солнца больше нет. Она больше не может тебя обидеть.

— Она меня не обижала. Она заботилась обо мне.

— Я знаю. Но она также забрала тебя у меня. И это тоже вид раны. Даже если ты ее сейчас не чувствуешь.

Миша замолчал. Потом сказал:

— Иногда я скучаю по ней. И чувствую себя виноватым за то, что скучаю. Потому что она была человеком, который меня украл. Но она также была человеком, который меня спас. И заботилась обо мне, когда я болел. И пела мне колыбельные. И… — Голос его сорвался.

— Ты можешь скучать, — сказал Андрей. — Это не неправильно. Она была частью твоей жизни три года. Нормально чувствовать ее отсутствие. Но ты также можешь злиться. И грустить. И быть растерянным. Все одновременно. Нет правильного способа чувствовать.

Миша посмотрел на отца.

— А ты на нее злишься?

Андрей подумал, прежде чем ответить.

— Злюсь. Очень злюсь. Она отняла у меня три года с тобой. Три года, которые никогда не вернуть. Три новых года. Три дня рождения. Три года объятий, разговоров, того, как ты растешь. Я злюсь на это.

— А если бы она меня не спасла? Если бы не прыгнула в воду? Я бы умер?

У Андрея не было ответа на это. Вопрос повис в воздухе. Тяжелый, невозможный.

— Не знаю, — признался он. — Может быть. Может, нет. Может, кто-то другой бы тебя вытащил. Может, я бы нашел тебя в воде. Невозможно знать, что было бы.

— Значит, она спасла мне жизнь.

— Спасла. А потом украла ее.

Миша лег обратно в кровать. Глаза уставились в потолок.

— Очень сложно все это…