Неожиданный прием: как сваты отреагировали на «бедную» мать жениха, не зная о ее состоянии

«Добрый вечер, Петр Николаевич», — поздоровалась я с консьержем. «Добрый вечер, Галина Сергеевна». «Все в порядке?» «Лучше не бывает», — улыбнулась я.

Я поднялась на старом лифте, скинула туфли, бросила сумку и прошла в спальню. Распахнув шкаф, я скользнула взглядом мимо простых платьев к ряду деловых костюмов, шелкам и итальянской обуви. Та сторона моей жизни, о которой мало кто знал.

Я приняла горячий душ, облачилась в пижаму и заварила ромашковый чай. Устроившись в гостиной с чашкой, я посмотрела на детские фото Димы. Ничто здесь не выдавало женщину с доходом в полтора миллиона гривен, и все же я чувствовала абсолютный покой.

Бедность научила меня ценить тишину и внутренний мир куда выше роскоши. Раздался звонок. Это был Дмитрий.

— Привет, мама, — его голос вибрировал от растерянности и нежности. — Я даже не знаю, с чего начать. — Все нормально, сынок, — мягко ответила я, — вечер выдался тяжелым для всех.

— Почему ты молчала? — Поначалу и рассказывать было нечего, — объяснила я, — когда ты был крохой, я только стартовала. Большие деньги пришли, когда тебе стукнуло шестнадцать, и менять уклад жизни казалось лишним. А потом, когда я вырос, женился, почему продолжала играть роль? Я отпила чай.

Наверное, это был эгоизм, призналась я, но я боялась, что деньги изменят твое отношение ко мне. Я хотела, чтобы ты шел своей дорогой, не используя меня как костыль, точка. В трубке повисла пауза.

— И этот вечер? — ты все спланировала. — Не совсем, — сказала я, — но когда ты сказал, что представил меня родителям Тани как «простую женщину», во мне все восстало. — Значит, ты решила устроить им краш-тест? — И они его провалили с треском, — с горечью сказал Дима.

— Да, — тихо согласилась я, — провалили. Повисла тишина. — Таня в ужасе, — наконец произнес он.

Ей стыдно за родителей и за себя. — А ты? — мягко спросила я, — что чувствуешь ты? Дима тяжело выдохнул. — Не знаю.

Я в шоке, зол, растерян и поражен. Словно женщина, которую я звал мамой, оказалась лишь половиной правды. — Я все та же, сынок, — успокоила я, — просто мой банковский счет отличается от твоих представлений, точка.

— Дело не только в счете, — возразил он. — Это совсем другая жизнь: вице-президент корпорации, стратегии, командировки, ответственность за тысячи людей. Это грань тебя, которую я не знал, точка.

Он был прав: годами я старательно разводила эти миры. Галина-босс оставалась в офисе на Печерске. Галина-мама возвращалась в хрущевку.

— Ты прав, — согласилась я, — игра затянулась. — И что теперь? — спросил он устало. — Это решать вам с Таней, — ответила я. — Тесть с тещей уехали из ресторана в бешенстве, — сообщил он.

— Виктор Андреевич заявил, что ты их намеренно унизила. Елена Викторовна рыдала в машине, твердя, что это была подстава, точка. Я едва сдержала улыбку.

— Забавно, — заметила я, — они чувствуют унижение от того, что с ними обошлись так, как они привыкли обходиться с другими. Они пригрозили перекрыть финансовый кран, — продолжил он. — Финансовый шантаж, — перевела я, — их излюбленный инструмент.

Дима медленно выдохнул. — Похоже на то. Но после сегодняшнего я не уверен, что хочу от них зависеть.

В его голосе прозвучала нотка, которая меня встревожила. — Не руби с плеча, — предостерегла я, — они родители Тани. Нравится нам это или нет, они часть вашей жизни.

— После такого? — Да. Семьи — это сложно. Люди — это сложно.

Нет абсолютных злодеев или святых. Может, этот скандал станет точкой отсчета для честных отношений. В трубке послышался шорох.

— Мама, — сказал Дима. — Таня хочет поговорить. — Ты не против? — Конечно нет, — через пару секунд я услышала ее голос.

— Галина Сергеевна, — начала она хрипло, видимо, долго плакала. — Я не знаю, с чего начать. — Мне безумно стыдно, — тебе не за что стыдиться, — перебила я мягко.

— Ты не отвечаешь за грехи родителей, — но я допустила это, — настаивала она. — Я видела, как они давили на вас, и молчала. Хуже того, я им подыгрывала.

— Ты выросла в этой системе координат, Таня. — Ставить под сомнение то, что в тебя вкладывали с пеленок, непросто, точка. — Это не оправдание, — выпалила она.

— Я должна была быть умнее, точка. — Важно не прошлое, а то, что ты выберешь делать завтра, — сказала я тихо. — Я хочу измениться, — произнесла она тверже.

— Хочу ценить людей за душу, а не за деньги. — Хочу быть похожей на вас, точка. Я прикрыла глаза, тронутая ее искренностью.

— Тогда начни сейчас, — посоветовала я, — не с громких клятв, а с мелочей: как ты говоришь с официантом, с консьержем, с таксистом. — Как отзываешься о тех, кто беднее. — Как судишь людей, не зная их, точка.

— Я буду, — пообещала она. — И? — Галина Сергеевна, простите меня, пожалуйста. — Я знаю, Таня.

И это уже начало пути, точка. Следующие две недели прошли как в тумане. Правда вырвалась наружу, но круги от нее расходились медленно.

Дмитрий звонил ежедневно. Он расспрашивал о карьере, о решениях, о старте, словно собирал пазл настоящей матери. — Почему ты до сих пор живешь в этой квартире? — спросил он как-то.

— Ты могла бы купить пентхаус в центре? — Могла, — согласилась я, — но этот дом меня устраивает. Он уютный, безопасный, рядом парк. Зачем менять то, что работает, просто ради статуса? А эти бюджетные отпуска, простые кафе, одежда масс-маркет? Я улыбнулась невидимому собеседнику.

Я ездила туда, куда звало сердце, ела там, где вкусно. Моя одежда удобна и сидит на мне. В какой-то момент понимаешь: тратить больше не значит жить счастливее.

Он замолчал. Никогда не смотрел на это под таким углом, — признался он. Всегда думал: больше денег — больше трат, точка.

Нас так программируют, — сказала я, — что успех — это обладание вещами, а не развитие личности, точка. С Таней разговоры были иного толка. Через три дня она приехала ко мне одна, с букетиком ромашек вместо пафосных роз.

Мы сидели на балконе, пили чай и кофе. — У вас чудесная квартира, — сказала она. — Здесь так по-домашнему, точка.

— Спасибо, — улыбнулась я, — это моя крепость. Она помолчала. — Хочу спросить вас прямо, — наконец решилась она.

— Ответьте честно. — Что вы думаете обо мне? — Не как о жене сына, а как о человеке. Вопрос застал меня врасплох.

Я подумала и ответила. Я вижу человека в процессе трансформации. Ты выросла с одними правилами, но начинаешь их пересматривать…