От кризиса к гармонии: как возвращение главы семьи помогло решить старые проблемы

— Леша, я…

— Молчи.

Я прошел на кухню, налил воды.

— Я не сдал тебя полиции только потому, что маме нельзя волноваться. Суды, допросы — это ее добьет. Но ты не думай, что все обойдется.

— Я все отработаю, Леша. Я верну, — она плакала тихо, безнадежно.

— Отработаешь. Но не деньги. Деньги — это бумага. Ты отработала человечность.

Я положил перед ней список.

— Дом заложен. Кредиторы требуют выплат. Я продам твою машину, твои шубы, всю эту технику и мебель. Мы вернем долги. А ты останешься здесь.

Она подняла на меня глаза, полные надежды.

— Мы будем жить как раньше?

— Нет. Ты будешь жить здесь как прислуга. Ты переедешь в комнату за кухней. Ты будешь убирать за моей матерью, готовить ей, стирать ее вещи руками. Ты будешь восстанавливать сад, который уничтожила. Ты будешь делать самую грязную работу, пока мама не скажет «хватит». А если тебе не нравится — дверь открыта. Иди в полицию сама, сдавайся, или к коллекторам. Выбор за тобой.

Она осталась. Ей действительно было некуда идти. Вся ее «светская» жизнь была пылью, друзья испарились, узнав о проблемах.

Начался долгий процесс расплаты. Я действовал методично. Сначала я вызвал скупщиков. Марина молча наблюдала, как из дома выносят ее гордость: плазменные панели, итальянские люстры, шубы. Когда выносили белый кожаный диван, она отвернулась к окну. На его место я вернул старый, потертый диван матери, который нашел в гараже. Дом пустел, терял лоск, превращаясь в гулкую коробку, но в нем становилось легче дышать.

Зима в тот год пришла рано и сразу показала характер. Первые морозы ударили еще в ноябре, сковав землю и покрыв сад колючим инеем. Для нашего странного, поломанного дома это стало еще одним испытанием. Система отопления, которую Марина когда-то велела переделать ради «эстетики» и скрытых радиаторов, не справлялась. Модный котел постоянно выдавал ошибки, а денег на мастера или запчасти не было — каждая копейка уходила на погашение сумасшедших процентов по кредитам.

В огромных залах с высокими потолками гуляли ледяные сквозняки. Мы с мамой перебрались в малую гостиную, где старый камин, который жена хотела разобрать, но не успела, стал единственным горячим сердцем дома.

Марина теперь колола дрова. Я не заставлял ее — это была моя работа, мужская. Но однажды утром я вышел во двор и увидел, как она, в моем старом бушлате, который был ей велик на три размера, неумело, но упорно бьет колуном по промерзшему полену. Ее руки, покрасневшие от холода, сжимали топорище с каким-то отчаянным упрямством. Я стоял на крыльце и смотрел. Не подошел, не помог, не прогнал. Просто наблюдал, как щепки разлетаются по снегу, словно осколки ее прошлой жизни. Она заметила меня, вытерла тыльной стородой ладони нос, шмыгнула и снова замахнулась. В этом звуке удара металла о дерево было что-то, напоминающее глухое покаяние.

В середине декабря Марина заболела. Сначала она просто кашляла, стараясь делать это тихо, в кулак, чтобы не раздражать меня. Потом ее свалил жар. Я нашел ее утром в каморке прислуги: она лежала на узкой кушетке, пылая, губы потрескались, дыхание было тяжелым и хриплым.

— Вставай, — сказал я, но она даже не открыла глаза.

Я стоял над ней и боролся с собой. Часть меня — та, что помнила мать в сарае, — шептала: «Пусть лежит. Пусть чувствует то, что чувствовала мама». Но другая часть, та, что осталась человеческой, не позволила мне уйти. Я поехал в аптеку на последние деньги. Купил антибиотики, жаропонижающее.

Неделю я носил ей чай с малиной и таблетки. Не из любви. Из суровой необходимости. Я делал это молча, ставя кружку на табурет и выходя. Она пила жадными глотками, глядя на меня воспаленными глазами, в которых читалось неверие. Она ждала, что я дам ей умереть. Но я не стал убийцей.

Самым тяжелым испытанием стали не бытовые трудности и не болезнь, а «призраки» из прошлого. Как-то раз к воротам подъехал тонированный внедорожник. Из него вышла Анжела, бывшая «лучшая подруга» Марины, с которой они часами обсуждали спа-салоны и поездки за границу. Анжела приехала не из сочувствия — она приехала за сплетнями, прослышав, что у нас все плохо. Марина в тот момент счищала снег с дорожки, уже оправившись от болезни, но все еще бледная.

Увидев подругу, она замерла, вжав голову в плечи…