Последний урок отца: зачем миллионер заставил дочь работать простой уборщицей

Юрист компании, сухой пожилой мужчина с проницательным взглядом, вручил Еве конверт после официальной части.

— Ваш отец просил передать это лично вам, — сказал он строго. — И ещё он велел сообщить: если вы раскроете своё настоящее происхождение до окончания срока, условие будет считаться невыполненным.

Ева взяла конверт дрожащими пальцами. Внутри лежало краткое письмо, написанное дрожащим почерком:

«Доченька, не бойся. Это не наказание, а подарок. Ты увидишь то, что изменит тебя навсегда. Ты узнаешь цену человеческому достоинству. Ты поймешь, что деньги — ничто без уважения к людям. Твой папа».

Ева сложила письмо обратно, пряча слезы.

«Подарок. Хорош же подарок — драить полы и терпеть унижения». Но она дала слово. И она выполнит его, чего бы это ни стоило.

В понедельник утром Ева стояла перед зеркалом в крошечной съемной квартире рядом с офисом. Она специально сняла эту квартиру, чтобы никто не узнал, где она живет на самом деле, и можно было показать её в случае чего коллегам. Это было частью легенды. А жить она собиралась в доме отца иногда, по выходным. Деньги на жизнь у неё были, отец позаботился об этом.

На ней был простой серый костюм, волосы собраны в обычный хвост, никакого макияжа. Ева сняла все украшения, спрятала дорогие вещи. Девушка, смотревшая на неё из зеркала, казалась чужой, бледной, испуганной, потерянной.

«Это всего лишь год, — сказала себе Ева. — Триста шестьдесят пять дней. Я справлюсь. Я должна справиться».

Производственная компания «Ландрих Технолоджи» располагалась в промышленном районе. Огромное здание из бетона и стекла, окруженное складами и цехами. Она вошла через служебный вход — узкую дверь сбоку здания, где толпились рабочие в спецовках и технический персонал. Никто не обратил на неё внимания. Она была одной из них, невидимкой.

Начальник хозяйственного отдела, полная женщина средних лет с равнодушными глазами, окинула её оценивающим взглядом.

— Мельшанская? Документы.

Ева протянула трудовую книжку и паспорт. Фамилия матери не вызвала никаких подозрений. Связь с Ландрихом была скрыта от глаз из-за развода родителей много лет назад.

— Опыта работы нет? Образования нет? — спросила начальница, листая бумаги с кислым выражением лица.

— Нет, — тихо ответила Ева. Она, конечно же, не собиралась афишировать свой университетский диплом.

— Ну ладно. Анна Теранская тебя обучит. Она старшая уборщица, опытная. Зарплата минимальная, как у всех новичков. Выплаты два раза в месяц. График — шесть дней в неделю, с восьми утра до пяти вечера. Перерыв — полчаса на обед, ровно в час дня. Опозданий не терпим, за три опоздания — штраф. За прогулы — увольнение. Ясно?

— Да, — еле слышно ответила Ева.

— Хорошо. Иди в подсобку на первом этаже, там получишь форму и инвентарь. Анна подойдет через десять минут.

Ева кивнула и вышла в коридор. Страх, волнение, предчувствие чего-то непоправимого смешались в одно тяжелое чувство. Она шла по коридорам. Сотрудники в деловых костюмах проходили мимо, не замечая её. Она была невидимкой. Просто уборщицей. Частью декораций.

Подсобка оказалась крошечной комнаткой с узким окном под потолком. Пахло хлоркой, старыми тряпками и сыростью. На полках стояли ведра, швабры, бутылки с моющими средствами. Ева натянула на себя униформу — блеклый серый халат. Он был велик в плечах и короток в рукавах, но выбора не было.

Через несколько минут дверь распахнулась, и вошла пожилая женщина, добрая и приветливая. Морщины у глаз выдавали годы тяжелого труда, но взгляд был теплым.

— Ты новенькая? Я Анна Теранская. Будем работать вместе.

Ева кивнула и представилась. Анна улыбнулась, но в её глазах читалась настороженность.

— Ну что же, Ева. Сейчас я покажу тебе, что и как. Работы много, времени всегда не хватает. Главное — не высовывайся, делай всё тихо и не попадайся на глаза начальству. Они не любят, когда уборщицы слишком заметны. Понимаешь?

— Понимаю, — тихо ответила Ева, хотя пока ещё не понимала ничего.

Анна взяла ведро, наполнила его водой из крана, добавила моющее средство и протянула Еве швабру.

— Начнем с коридоров на втором этаже. Там офисы, много народу ходит. К десяти утра всё должно блестеть. Пошли.

Они вышли из подсобки, и Ева почувствовала, как внутри всё сжалось от страха и предчувствия. Началось. Год испытаний. Год, который должен был изменить её навсегда.

Первый час прошел в тумане. Ева драила полы, старательно проводя шваброй по линолеуму, вытирала пыль с подоконников, собирала мусор из урн. Руки быстро устали — она никогда не занималась физическим трудом. Спина заныла от постоянных наклонов.

Но хуже всего было другое — взгляды. Сотрудники смотрели сквозь неё, словно её не существовало. Кто-то бросал мусор мимо урны, зная, что уберут. Кто-то толкал плечом, проходя мимо, даже не извинившись. Один мужчина в дорогом костюме наступил ей на ногу, торопясь на совещание, и даже не обернулся.

Ева стиснула зубы, продолжая работать. «Это временно, — повторяла она про себя. — Всего год. Я выдержу».

К обеду силы были на исходе. Ева зашла в столовую — огромное помещение с длинными столами, где питались рабочие и технический персонал. Здесь не было кондиционеров и удобных кресел, как в столовой для менеджеров высшего уровня на верхних этажах. Здесь пахло дешевой едой и потом.

Ева взяла поднос с супом и кашей, невзрачными, но съедобными. Расплатилась. Села за дальний стол, надеясь побыть в одиночестве. Тут вошли две женщины. Они сели, не заметив её. Одна — молодая, с ярко накрашенными губами и высокомерным выражением лица. На бейдже значилось: «Оксана Корякина, офис-менеджер». Вторая — постарше, с острым взглядом и язвительной улыбкой: «Зоя Рашковец, секретарь отдела логистики».

— Слышала? Новенькая уборщица пришла, — спросила Оксана, помешивая чай.

— Ага, — ответила Зоя, откусывая бутерброд. — Видела утром. Молоденькая, симпатичная. Но ничего, Борис Тенгель быстро её обработает.

Ева замерла с ложкой у рта.

— Да ладно! — усмехнулась Оксана. — Все уборщицы через него проходят. Это как ритуал посвящения.

Они рассмеялись противным, злорадным смехом.

— Главное, чтобы рот не раскрывала, — добавила Зоя. — У нас здесь и без неё хватает проблем. Пусть делает своё дело тихо.

— Точно. А то прошлая уборщица начала качать права, мол, домогательства. Быстро её на место поставили, уволили за прогулы.

— Да уж! Тут надо знать своё место.

Они доели, встали и ушли, даже не взглянув в сторону Евы. А она сидела, как громом пораженная. Борис Тенгель. Начальник склада. Она слышала это имя. Отец иногда упоминал его в разговорах, жаловался, что тот груб с подчиненными. Но что значит «обработают»? И почему они говорят об этом так спокойно, словно это норма?

Ева положила ложку в тарелку. Аппетит пропал полностью. Внутри всё кипело: возмущение, шок, страх. Она впервые в жизни столкнулась с тем, что её считают не человеком, а вещью. Объектом. Чем-то, что можно использовать и выбросить. «Вот что ты хотел, чтобы я увидела, папа?» — подумала она горько.

После обеда Анна отправила Еву на склад — убрать там помещение после разгрузки. Ева взяла швабру и ведро, направилась в дальний корпус, где располагались складские помещения. Здание было старым, мрачным. Длинные коридоры, тусклые лампы, стеллажи до потолка с ящиками и палетами. Пахло пылью, машинным маслом и чем-то затхлым.

Ева вошла в огромный зал, начала мыть пол. Грязи было много: следы от обуви, разлитое масло, мусор. Она работала молча, стараясь не думать о словах Оксаны и Зои. Но страх не отпускал.

Не прошло и десяти минут, как она услышала тяжелые шаги. Обернулась. Перед ней стоял мужчина средних лет, широкоплечий, с грубым лицом, наглым взглядом и самодовольной улыбкой. На бейдже значилось: «Борис Тенгель, начальник складского комплекса».

— Новенькая, — протянул он, оглядывая Еву с ног до головы так, словно оценивал товар. — Симпатичная. Как звать-то?

Ева почувствовала, как внутри всё сжалось.

— Ева, — ответила она, стараясь сохранять спокойствие.

— Ева, — повторил Борис, словно пробуя имя на вкус. — Красивое имя. Слушай, Ева, мне нужно кое-что тебе объяснить. Тут у нас свои правила. Понимаешь, о чем я?

Ева молчала, сжимая швабру. Внутри всё похолодело. Она поняла, что сейчас произойдет именно то, о чем говорили женщины в столовой…