Последний урок отца: зачем миллионер заставил дочь работать простой уборщицей

— Ты работаешь здесь, — продолжил Борис, делая шаг ближе. — А я отвечаю за склад. Значит, ты находишься в моем подчинении. И ты должна, как бы это сказать помягче… быть мне полезной. Ты же хочешь, чтобы работа была комфортной? Чтобы не возникало проблем?

Он протянул руку, собираясь дотронуться до её плеча. Ева резко отшатнулась.

— Мне работать нужно, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Работать? — усмехнулся Борис, и в его глазах появился неприятный блеск. — Милая, ты не понимаешь, как тут всё устроено. Здесь каждый знает своё место. И твоё место — там, где я скажу. Если будешь умницей, всё будет хорошо: премии, отгулы, легкая работа. А если начнешь выделываться… — Он пожал плечами. — Ну, ты понимаешь.

Он сделал ещё шаг. Ева почувствовала, как спина уперлась в стеллаж. Некуда отступать. Борис перекрыл ей путь, нависая над ней всем своим массивным телом. От него пахло табаком. Ева почувствовала настоящий ужас. В этот момент она поняла — отец был абсолютно прав. Она никогда не знала, как живут те, у кого нет защиты, денег, влияния. Она была беспомощна. Её слово ничего не значило. Она была никем.

Борис уже протянул руку к её лицу, когда раздался четкий, спокойный голос:

— Борис, отойди от неё!

Борис замер, повернул голову. В дверях склада стоял мужчина лет тридцати, высокий, худощавый, в простой серой рубашке и потертых джинсах. Лицо у него было спокойным, но в глазах читалась твердость. На бейдже значилось: «Илья Бранский, инженер».

— Бранский, — процедил Борис, не скрывая раздражения. — Какого черта ты здесь делаешь?

— Забыл инструмент на складе, — ответил Илья ровным голосом. — И случайно увидел, как ты пристаешь к новой сотруднице.

— Я не пристаю, — огрызнулся Борис. — Я просто объясняю правила работы.

— Правила работы не предполагают физического контакта, — отрезал Илья. — Отойди от неё, пожалуйста.

Борис скрипнул зубами. Он явно не привык, чтобы ему перечили. Но Илья стоял спокойно и уверенно, не отводя взгляда. Между мужчинами повисла тяжелая пауза.

— Она пока не знает, как тут всё устроено, — добавил Илья мягче. — Дай ей влиться в коллектив. Привыкнуть. А потом уже, если будут какие-то вопросы, можно их обсудить в нормальной обстановке.

Борис фыркнул, но отступил на шаг. Ева почувствовала, как воздух снова стал доступен для дыхания.

— Ладно, Бранский, — бросил Борис с усмешкой. — Раз ты так за неё вступаешься, значит, сам положил глаз. Ну-ну. Только помни: здесь я главный. И за этой девочкой я ещё присмотрю. Рано или поздно.

Он развернулся и ушел тяжелой походкой, хлопнув дверью.

Тишина на складе показалась оглушительной. Ева прислонилась к стеллажу, чувствуя, как дрожат колени. От волнения она не удержала швабру, и та выпала из пальцев, грохнувшись на пол. Илья наклонился, поднял её, протянул Еве.

— Вы в порядке? — спросил он тихо.

Ева кивнула, не в силах произнести ни слова. Горло сдавило от подступивших слез.

— Это… Это всегда так? — выдавила она наконец.

Илья вздохнул, опустил глаза.

— К сожалению, да. Борис Тенгель считает, что уборщицы — это его личная территория. Он пристает ко всем новеньким. Большинство терпят, потому что боятся потерять работу. А в отношении тех, кто не терпит, находят способы увольнения: прогулы, которых не было, недостача вверенных средств и инвентаря, которые делают специально, жалобы от якобы недовольных клиентов. У Бориса связи в администрации.

Ева почувствовала, как гнев закипает внутри. Вот оно, настоящее лицо компании, которую построил отец. Вот что скрывалось за красивыми отчетами и цифрами прибыли. Унижение, страх, беззащитность.

— Спасибо, — сказала она, глядя Илье в глаза. — Спасибо, что вмешались.

Илья смущенно пожал плечами.

— Это просто человеческая порядочность. Извините, что не смог сделать больше. Я всего лишь инженер, у меня нет влияния.

— Вы сделали больше, чем кто-либо сегодня, — тихо ответила Ева.

Илья улыбнулся — застенчиво, чуть грустно. В этой улыбке было что-то трогательное.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Ева. Ева Мельшанская.

— Илья Бранский. Очень приятно. — Он протянул руку.

Ева пожала её. Рука у Ильи была теплой и мягкой.

— Если будут ещё проблемы с Борисом, — сказал Илья, — попробуйте держаться рядом с другими людьми. Он редко нападает, когда есть свидетели. И старайтесь не оставаться с ним наедине.

— Хорошо, — кивнула Ева. — Постараюсь.

Илья помедлил, словно хотел что-то добавить, но потом просто кивнул и ушел. Ева смотрела ему вслед, чувствуя странную благодарность. В этом холодном, жестоком мире, куда она попала, нашелся человек, который просто помог. Без расчета, без требований. Она подняла швабру и продолжила работу, но теперь в груди теплилась крошечная искра надежды.

Вечером Ева вернулась в свою съемную квартиру совершенно разбитой. Всё тело болело, руки горели, спина ныла. Она рухнула на кровать, не раздеваясь, и просто лежала, глядя в потолок.

Первый день работы уборщицей оказался кошмаром. Унижение, на которое она даже не рассчитывала. Взгляды сквозь неё, словно она была частью мебели. Угрозы Бориса. Разговор тех двух женщин в столовой, которые обсуждали уборщиц как расходный материал. «Как они живут? — думала Ева. — Те, кто работает здесь годами. Как терпят это изо дня в день?»

Она вспомнила Анну Теранскую — добрую, усталую женщину, которая весь день терпеливо учила её правильно мыть полы, вытирать пыль, обращаться с инвентарем. Анна ни разу не пожаловалась, не сказала ни слова о тяжести работы. Просто делала свое дело с достоинством.

Ева подумала об Илье. Он тоже казался человеком из другого мира — честным, порядочным, не сломленным этой системой. Интересно, какая у него история? Почему такой образованный человек работает простым инженером за минимальную зарплату? Она заснула с этими мыслями, проваливаясь в тяжелый, беспокойный сон.

Утром второго дня Ева встала с трудом. Мышцы болели так, будто её избили. Она еле дотянулась до душа, постояла под горячей водой, пытаясь размять затекшее тело. Потом оделась в тот же серый костюм и поплелась на работу.

Анна встретила её в подсобке с участливым взглядом.

— Болит всё? — спросила она с пониманием.

— Да, — честно призналась Ева.

— Привыкнешь. Недели через две тело перестроится. Главное — не бросай. Многие в первые дни сбегают.

Ева усмехнулась горько. Сбежать она не могла. Год — это условие завещания. Но Анна об этом не знала.

— Сегодня будем убирать офисы на третьем этаже, — сказала Анна. — Там потише, чем на складе. Правда, народ там высокомерный. Но ты просто работай молча, не встревай в разговоры.

Они поднялись на третий этаж. Здесь располагались офисы среднего звена: менеджеров по продажам, маркетологов, бухгалтеров. Светлые кабинеты, удобная мебель, кондиционеры. Совсем другой мир по сравнению с тем, где работали Ева и Анна. Они начали с коридора. Ева мыла полы, Анна протирала стекла. Сотрудники входили и выходили из кабинетов, разговаривали, смеялись. Никто не обращал на уборщиц внимания.

И тут из кабинета вышла та самая Оксана Корякина, офис-менеджер, которая вчера обсуждала уборщиц в столовой. Она несла стопку бумаг и разговаривала по телефону. Проходя мимо Евы, она небрежно бросила пустой стаканчик из-под кофе прямо на только что вымытый пол.

Ева замерла. Стаканчик покатился, оставляя коричневую дорожку. Оксана даже не оглянулась. Продолжала идти, щебеча в трубку о каких-то встречах. Анна молча подошла, подобрала стаканчик, вытерла пол. Лицо её оставалось спокойным, но в глазах мелькнула боль — привычная, старая боль от постоянных унижений.

— Так всегда? — тихо спросила Ева.

— Всегда, — так же тихо ответила Анна. — Они не видят в нас людей. Для них мы — просто часть обстановки. Как швабры или ведра.

Ева нахмурилась. Внутри клокотал гнев. Но она ничего не могла сделать. Пока. Она была просто уборщицей Евой Мельшанской. Никем.

К обеду они закончили с третьим этажом. Ева снова отправилась в столовую. Села за тот же дальний стол, взяла тот же дешевый обед. Рядом села Анна.

— Ты держишься молодцом, — сказала она одобрительно. — Многие новенькие на второй день уже ревут или скандалят. А что толку скандалить?

— Устала, — ответила Ева…