Рано радовался: почему гости замерли после «сюрприза», который муж устроил жене
— Дорогие друзья, сегодня особенный день. Нашей любимой Дашеньке исполняется тридцать пять лет. — «35», мысленно поправила Дарья, но промолчала. — Она стала настоящим сокровищем нашей семьи. Умная, красивая, успешная. И главное — преданная семейным ценностям Егоровых.
Пауза. Ирина обвела взглядом зал.
— Лояльность, дисциплина, самоотдача. Это то, что делает нас сильными. Это то, что Дарья демонстрирует каждый день. Пусть этот год станет для тебя переломным, дорогая.
Слово «переломный» прозвучало как приговор. Гости зааплодировали вяло, будто спросонья. Дарья подняла бокал, пригубила. Шампанское без газа, как и аплодисменты.
После второй перемены блюд Ирина Валерьевна подошла к Дарье. Положила руки на плечи. Жест материнской ласки для камер. На деле — тиски. Пальцы впились в мышцы, нашли болевые точки.
— После десерта будет важное объявление, — прошептала она. — Тебе стоит улыбаться. На камерах ты выглядишь чудесно.
Духи душили. Тяжелые, с нотками мха и чего-то гнилостного. «Власть пахнет именно так», — подумала Дарья.
Алексей в этот момент начал барабанить пальцами по бокалу. Тик, тик, тик. Дарья узнала этот жест — он появлялся после «семейных консультаций» с матерью. После сеансов, о которых он никогда не рассказывал. Запрограммированный триггер.
— А теперь — подарки! — Ирина захлопала в ладоши.
Официанты выкатили стол — мраморная плита на золоченых ножках, заваленная коробками. Гости достали телефоны. Каждый смартфон превратился в дуло, нацеленное на Дарью. Все выстроились полукругом, как члены жюри на телешоу.
Алексей взял жену под руку, повел к «алтарю подношений». Рука ледяная, движения механические.
Первая коробка — фирменный бирюзовый цвет Tiffany. Внутри платиновый браслет, усыпанный бриллиантами. Дарья подняла его к свету.
— Красивый наручник, — сказала она вслух.
Кто-то нервно хихикнул. Ирина Валерьевна улыбнулась шире.
— Леша, надень на свою красавицу!
Алексей повиновался. Взял браслет, защелкнул на запястье жены. Холодный металл сомкнулся на коже. Аплодисменты. Вспышки камер. Пленка продолжала крутиться.
После всех подарков — часы Cartier, серьги с изумрудами, сертификат на поездку на Мальдивы — Ирина Валерьевна подала знак. Легкий кивок в сторону Миронова.
Алексей встал. Резко, будто кто-то дернул его за невидимые нити.
— У меня тоже есть подарок, — сказал он громко. Слишком громко.
Зал замер. Дарья почувствовала, как все внутри сжалось в тугой узел. Началось.
Ирина Валерьевна подошла к сыну, положила ладонь ему на плечо. Пальцы легли точно на нужную точку — отработанный жест. Всё это Дарья описывала в своих отчетах. Физические якоря. Способ управления.
— Наша Дашенька — гордость семьи, — начала Ирина, глядя в зал. — Идеальный партнер для моего сына на протяжении этих пяти лет.
Снова «пять». Цифра произнесена с нажимом, как код от сейфа. Она наклонилась к Алексею, прошептала прямо в ухо, но Дарья расслышала:
— Помни, кто ты. Защити свое.
Дарья незаметно достала телефон, запустила диктофон. Последние минуты спектакля должны быть зафиксированы. Алексей повернулся к жене. В глазах мелькнуло что-то чужое. Не его боль, не его гнев. Заученная эмоция.
— Ты предала нас, — сказал он дрожащим голосом.
Гул пробежал по залу. Кто-то выронил вилку.
— Ты слила информацию в Госфинмониторинг. — Алексей говорил, как читал с листа. — Собирала компромат на семью. Следила за нами.
Гости ахнули. Одна дама схватилась за сердце, рухнула в кресло. Официант кинулся с водой. Ирина Валерьевна стояла с лицом скорбящей матери. Добилась своего. Обвинение прозвучало первым. Теперь, что бы ни сказала Дарья, это будет выглядеть как оправдание.
— Леша… — начала Дарья.
Удар пришелся неожиданно. Размашистый, со всей силы. Ладонь мужа врезалась в щеку, голова дернулась в сторону. Дарья отлетела к сервировочному столу, схватилась за край. Губа лопнула. Во рту вкус металла. Кровь и предчувствие финала.
Тишина. Только шампанское капало с края стола — тихо, размеренно, как метроном. Одна капля. Две. Три.
Ирина Валерьевна сделала шаг вперед. Открыла рот, хотела взять ситуацию под контроль, как делала всегда. Но Дарья начала смеяться.
Сначала тихо, будто откашливалась. Потом громче. Смех катился по залу, отражался от хрустальных люстр, бился о притихших гостей. Это был не истерический хохот побитой женщины. Это было восстание.
Она поднялась. Медленно, держась за край стола. Бордовое платье расправилось — знамя над полем боя. Кровь на разбитой губе блестела в свете канделябров.
— Вы бы не придумали лучший спектакль, — сказала она, обводя взглядом зал, — даже если бы наняли режиссера из КХТ.
Все смотрели на нее. Замерли, как восковые фигуры.
— Алексей, помоги ей, — велела Ирина Валерьевна.
Но он не двигался. Стоял, уставившись на свою ладонь — ту, которой только что ударил жену. Разглядывал, будто видел впервые. На лице недоумение ребенка, не понимающего, откуда взялась кровь на его игрушке…