Рано радовался: почему гости замерли после «сюрприза», который муж устроил жене
Осознание росло в нем, как лесной пожар. Жгло изнутри. Дарья наклонилась ближе.
— Ты не был собой. Это была запрограммированная реакция. Твоя мать запустила команду, ты выполнил.
В другом конце зала Миронов трясся перед офицером СБУ. Лицо серое, как пепел.
— Я выполнял указания! Просто следовал методике! Это научный подход!
Дарья повернулась к Алексею.
— Ты помнишь, как далеко это заходило?
Он сжал виски ладонями. Память возвращалась волнами. Изоляция. Комната без окон. «Для концентрации», — говорили. Повторение. Одни и те же фразы, сотни раз. «Я Егоров. Я сильный. Я холодный». Наказание за сопротивление. Не физическое. Хуже. Химическое. Электрическое. Корректировка нейронных связей.
— Они делали это 23 года, Даша…
Согнулся пополам. Боль была физической, будто кто-то выдергивал ржавые гвозди из его мозга.
— Алексей! — голос Ирины дрожал от отчаяния. — Не слушай ее! Все, что мы делали — ради тебя! Ради твоего будущего!
Дарья встала. Спокойно произнесла:
— Все сеансы зафиксированы, Ирина Валерьевна. Ваши инструкции Миронову: какие эмоции подавлять, какие реакции блокировать. У меня есть записи.
Маска окончательно слетела с лица Ирины. Никакой светской львицы — только женщина, теряющая всё. Лицо исказила гримаса ярости и страха.
— Наследие Егоровых должно было быть защищено! Он был слаб! Мягок! Неспособен управлять империей!
Алексей выпрямился. Посмотрел на мать.
— Моя слабость была в том, что я хотел жить. Просто жить. Читать книги. Писать музыку. Быть с тем, кого выберу сам. — Повернулся к Дарье. В глазах мольба. — Хоть что-то между нами было настоящим? Хоть в самом начале?
Она кивнула.
— Первый год. До того, как они усилили воздействие. Ты был другим. Живым, веселым. Именно поэтому я осталась. Чтобы дождаться тебя. Настоящего.
Люди в форме заполняли зал. Следственный комитет, СБУ, УБЭП. Деловито, без суеты. Профессионалы.
Офицер зачитывал Ирине Валерьевне постановление об аресте. Она держала спину прямо. Годы тренировки. Но пальцы мелко дрожали.
Артем уже вел переговоры с молодым следователем:
— Полный доступ к серверам компании. Все пароли, все документы. В обмен на смягчение обвинения. Я готов на сделку.
Миронов сидел за столом, писал показания. Рука дрожала, буквы выходили кривыми. Поднял глаза на Алексея. Не просил прощения. Просто смотрел с бесконечной усталостью.
Дарья стояла посреди разрушенного праздника. Могла уйти. Дело сделано, справедливость восторжествует. Но смотрела на Алексея. Он был как человек, которому впервые сняли повязку с глаз после долгих лет темноты. Щурился. Озирался. Тянулся к свету, к себе — новому или старому, забытому.
— Я могу помочь, — сказала она. — У меня есть все материалы. Триггеры, поведенческие паттерны, схемы воздействия. Это поможет в восстановлении.
Алексей смотрел на нее с недоумением.
— Почему? После всего, что я… — Он коснулся ее щеки, где наливался синяк. — Почему ты хочешь мне помочь?
Дарья дотронулась до разбитой губы. Поморщилась. Больно. Но улыбнулась.
— Потому что я умею отличать тех, кто дергает за нити, от тех, кого дергают.
Полгода спустя.
Зал городского суда. Дарья сидела в последнем ряду, наблюдая. Ирина Валерьевна в наручниках. Никакого макияжа, никаких украшений. Волосы собраны в низкий пучок. Седина у корней, которую раньше тщательно закрашивали. Взгляд пустой, направленный в никуда.
Зал заполнен до отказа. Журналисты из «Ведомостей», РБК, «Коммерсанта» строчили в блокнотах. Бывшие партнеры Егоровых сидели плотными группами — те, кого обманули, кинули, вытеснили из бизнеса. Лица мрачные, но с оттенком удовлетворения.
Судья Кравцова, женщина лет пятидесяти с прямой спиной и внимательными глазами, листала материалы дела. Назначена после отстранения Пашина. Все его решения за последние пять лет пересматривались…
