Сила одного звонка: как тихий папа решил проблему дочери, которую выгнали перед Новым годом

В этот момент на кухню выполз заспанный Артём. Я посмотрела на него с надеждой, но он только чмокнул мать в щёку и выдал:

— Мам, ну ты же у нас профи по праздничным столам, тебе виднее.

У меня внутри всё сжалось от обиды. Я наблюдала, как свекровь деловито кромсает моё меню, превращая уютный семейный праздник в кулинарный кошмар, а мой благоверный стоит рядышком с видом примерного сыночка. В ванной я плеснула в лицо холодной воды, разглядывая своё отражение: осунувшееся лицо, потухший взгляд, плотно сжатые губы.

Достав телефон, я набрала папин номер, просто чтобы услышать его спокойный голос.

— Мариш, чего-то стряслось? — Папа всегда чувствовал моё настроение, даже по телефону.

— Да нет, пап. Просто к празднику готовимся, — я старалась говорить бодро.

— Если что, ты знаешь, я рядом.

В его голосе прозвучала та самая отцовская интонация, от которой сразу становилось легче.

Вечером я попыталась поговорить с Артёмом, когда мы остались вдвоём в спальне. Галина Петровна отправилась смотреть очередную серию своего сериала, дав нам небольшую передышку.

— Артём, слушай, твоя мама весь список переделала. Я же старалась, продумывала, продукты закупила, — начала я, но муж скривился, словно у него зуб заболел.

— Марин, ну чё ты заводишься? Мать как лучше хочет, праздничный стол чтоб был. Потерпи пару недель, делов-то. — Он даже не смотрел на меня, листая ленту в телефоне.

— Ты раньше другой был, — вырвалось у меня, и Артём наконец оторвался от экрана.

— Это как это другой? Что, мать родную нафиг послать должен? Извини, что я не как некоторые, родителей уважаю.

В его голосе появились неприятные нотки. Я молча вышла из спальни. Устроившись на кухне с кружкой чая, я смотрела в окно на заснеженную Неву и размышляла о том, что с каждым приездом свекрови Артём словно превращается в другого человека: из мужа становится маменькиным сынком на коротком поводке. А я превращаюсь в обслугу, которая должна молча исполнять приказы и радоваться критике.

Утро 31 декабря началось в шесть часов. Предстояло приготовить девять блюд по списку Галины Петровны. Я двигалась по кухне на автопилоте. Поставила вариться свиные ножки для холодца (рецепт пришлось гуглить), чистила овощи для салатов, замесила тесто на пирожки. К десяти утра явилась свекровь в цветастом халате, с чашкой кофе в руке, и обосновалась на своем наблюдательном пункте.

— Картошку-то покрупнее рубишь для оливье. И чего это огурцы магазинные? Я же Артёмке говорила на Житнем рынке бочковые взять.

Ее голос буравил мне мозг, пока я методично шинковала овощи.

— И майонез, чтоб домашний был, покупная эта химия в праздник не годится, — продолжала Галина Петровна, наблюдая, как я откупориваю провансаль.

— У меня времени нет майонез взбивать, — ответила я, стараясь не сорваться.

— А вот у Зинкиной невестки время всегда находится. Потому что она всё заранее планирует, а не в последний день мечется как угорелая.

Артём материализовался около полудня, свежий и отдохнувший. Окинул взглядом кухню, заставленную кастрюлями, чмокнул мать в щеку и заявил, что мчится за шампанским и «приличными» салфетками, потому что мои «как в общепитовской забегаловке». Оставшись наедине со свекровью, я продолжала готовить, ощущая, как усталость пропитывает каждую клеточку тела. Ноги гудели от бесконечного стояния, спину ломило от наклонов над столом, а в ушах звенело от непрекращающихся замечаний…