Сила одного звонка: как тихий папа решил проблему дочери, которую выгнали перед Новым годом

— О, тесть нарисовался.

И знакомые шаги по коридору. Папа пришел, как обещал, с подарками. Тихонько приоткрыв дверь спальни, я выглянула в коридор. Отец стоял в прихожей с большим пакетом в руках, улыбался, но улыбка сползла с его лица, когда он увидел меня в домашней одежде, с припухшими от сдерживаемых слез глазами.

— А почему моей дочери нет за столом? — спросил он, и в его голосе появилась та самая интонация, которую я помнила с детства.

— А я ее выгнал, — Артём говорил с вызовом, даже с гордостью. — Она моей матери не угодила.

— Правильно сделал, — подхватила Галина Петровна, восседавшая за столом с бокалом шампанского. — Надо уметь жен на место ставить, а то совсем борзеть стали.

Папа молча поставил пакет с подарками на тумбочку, достал телефон и набрал номер. Все замерли, наблюдая за ним.

— Игорь, Андрей Николаевич беспокоит. Да, с наступающим тебя. Слушай, помнишь Светлану, риэлтора? Передай ей, что квартира на Петроградской освободится к 10 января. Да, та самая, трехкомнатная. Пусть начинает искать арендаторов. Сколько? Думаю, сто тридцать пять, нормально для такого района. Да, после праздников займемся.

Он спокойно убрал телефон в карман и посмотрел на Артёма, который стоял с отвисшей челюстью.

— Вы чё творите? — выдавил из себя мой муж.

— Сдаю свою квартиру в аренду, — папа говорил ровным тоном. — Квартира на меня оформлена, если запамятовал. Я передал ее вам в пользование как молодой семье. Но раз семьи больше нет, квартира возвращается хозяину.

— Да вы чё? Это наша квартира! Мы тут три года живем! — Артём покраснел, на лбу выступила испарина.

— Могу и делаю. Бумаги у меня, квартира моя. К 10 января чтоб освободили. Так что вещички собирайте.

— Это беззаконие! В суд подадим! — взвизгнула Галина Петровна, подскакивая со стула.

— Подавайте. Суд подтвердит, что квартира в моей собственности. А вы можете съезжать хоть сейчас, хоть после праздников. Но не позже 10-го.

Папа повернулся ко мне, и его лицо смягчилось:

— Маришка, собирайся. Поехали домой.

Я кивнула, чувствуя, как внутри распускается тугой узел. Быстро закинула в сумку самое необходимое – документы, ноутбук, кое-какую одежду. Остальное заберу потом. Папа помог мне надеть пуховик, застегнул молнию, как в детстве.

— Марина, ты чё, реально сваливаешь? Из-за такой фигни? — Артём попытался схватить меня за руку, но папа загородил дорогу.

— Не трогайте мою дочь. Вы свой выбор сделали, когда выставили ее из-за стола в новогоднюю ночь.

Мы вышли, и дверь хлопнула, отрезая вопли Галины Петровны про суды и беспредел. В лифте я прислонилась к стенке, ощущая странную легкость, будто скинула с плеч неподъемную ношу.

— Пап, ты правда… с квартиры… это серьезно? — спросила я, когда мы сели в его старенькую, но надежную «Шкоду».

— Абсолютно. Знаешь, я не зря дарственную не оформлял. Интуиция, что ли, но мне твоя Галина Петровна с первой встречи не глянулась. Решил подстраховаться на всякий пожарный.

Он завел мотор, и мы покатили по ночному городу. Новый год встречали у папы на. Его небольшая, но уютная двушка с видом на залив встретила меня запахом мандаринов и елки. На столе простая еда: колбасная нарезка, помидорчики-огурчики, папино коронное жаркое. Никаких фаршированных гусей и студней.

Под бой курантов подняли бокалы, и тут меня прорвало. Слезы полились ручьем от облегчения, благодарности, усталости. Папа обнял, гладил по голове, как маленькую.

— Все образуется, Маришка. Вот увидишь…