Скрытая связь: что жена олигарха поняла о своем прошлом, увидев человека, открывшего дверь

Хрустальные бокалы наполнились золотистым шампанским, и его пузырьки лопались с тихим, едва уловимым шипением, заглушаемым гулом сотен голосов. Елена Воронцева стояла в центре огромного зала, залитого светом тысяч огней, и механически улыбалась.

Благотворительный вечер фонда «Подари надежду» был в самом разгаре. Вокруг нее кружились женщины в шелковых платьях и бриллиантах, мужчины в безупречных смокингах с запахом дорогих сигар и власти. Воздух был пропитан ароматами французских духов, изысканных закусок и лицемерия.

Елена была идеальной хозяйкой вечера, безупречной женой олигарха Константина Воронцова. Ее жемчужно-серое платье от известного дизайнера подчеркивало стройную фигуру, а тяжелое колье на шее сверкало холодным, равнодушным огнем. «Леночка, ты сегодня просто блистаешь!» – пропела рядом жена депутата, сверкнув винирами.

«Костя просто счастливчик». Елена вежливо улыбнулась, не сводя глаза с мужа. Константин стоял в кругу важных гостей, что-то оживленно рассказывая и жестикулируя.

Он был в своей стихии, здесь, среди сильных мира сего. Он чувствовал себя богом. Он поймал ее взгляд, и на его губах появилась едва заметная, одобряющая ухмылка.

«Держи, Марку!» – читалось в этом взгляде. И она держала. Весь вечер она была воплощением элегантности и радушия, собирая пожертвования, обсуждая последние новости культуры и моды, поддерживая пустые, ничего не значащие разговоры.

Но когда последняя машина с гостями скрылась за кованными воротами их особняка в элитном поселке Тихие Холмы, Маска спала. Дом, огромный, трехэтажный, наполненный антиквариатом и произведениями современного искусства, встретил ее гулкой, давящей тишиной. Елена прошла по мраморному холлу, где ее шаги отдавались эхом, словно в склепе.

Она поднялась в свою спальню, огромное помещение с панорамными окнами, выходящими на идеально подстриженный сад. Здесь все было продумано до мелочей лучшими дизайнерами столицы. Шелковые обои, мебель из редких пород дерева, картины на стенах.

Но уюта не было. Это была не спальня, а выставочный зал, где она была главным экспонатом. Она сняла колье, и холодный металл оставил на коже красный след.

Расстегнула платье, позволив ему упасть на пол шелковой лужей. В зеркале отражалась женщина сорока пяти лет, все еще красивая, но с глазами, в которых застыла вечная неизбывная печаль. Пустота.

Вот главное слово, которым можно было описать ее жизнь. Пустота, которую не могли заполнить ни деньги, ни роскошь, ни светские рауты. Елена подошла к старинному комоду, открыла потайной ящик, о котором не знал даже Константин.

Ее пальцы нащупали маленький бархатный мешочек. Внутри, завернутая в пожелтевший от времени платочек, лежала старая, потускневшая от времени погремушка. Серебряная птичка на тонком колечке.

Единственное, что осталось у нее от той прошлой жизни. Память ударила без предупреждения, резко и больно, как всегда. Двадцать лет назад.

Палата в обычном роддоме, пахнущая хлоркой и страхом. Ей всего двадцать пять. Она лежит на жесткой кровати, смотрит на крошечный комочек, который сопел у нее на груди.

Ее сын. У него были ее глаза и смешной вихр на макушке. Она назвала его Максимом.

Дверь палаты открылась и вошел Костя, тогда еще не олигарх, а просто перспективный помощник влиятельного чиновника. Он не смотрел на ребенка. Его взгляд был холодным и жестким.

«Ты сделала, как я сказал?» Спросил он тихо, но в этой тишине была угроза. «Костя, я не могу», – прошептала она, прижимая малыша к себе. «Посмотри на него.

Он же наш. Он не наш. Он твой», – отрезал он.

«Я тебя предупреждал, Лена. Я женюсь на тебе. Я дам тебе все, о чем ты мечтаешь».

Но без этого. Он брезгливо кивнул на сверток. «У меня впереди карьера.

Сын влиятельного человека берет меня в свой бизнес. Мне не нужен бастард на старте. Отец оставил тебе квартиру, ты ее продала, чтобы вложиться в его первый проект.

Ты была так влюблена. Но я его уже люблю». Слезы катились по ее щекам.

«Пройдет», – безразлично сказал он. «Напишешь отказ. Скажешь, что не справишься, что нет средств.

Главврач уже предупрежден. Все будет сделано тихо. Либо так, либо я ухожу, и ты остаешься одна, без денег, без поддержки, с ребенком на руках, подумая о его будущем.

Что ты можешь ему дать? Нищету?» Она помнила, как ее трясло, как она смотрела на его спокойное, решительное лицо и понимала, что он не шутит. Она помнила, как медсестра с сочувствующим лицом принесла ей бланк отказа. Как ее рука выводила чудовищные слова «отказывайся от собственного сына».

Последнее, что она помнила, – это крик малыша, когда его уносили. Этот крик до сих пор звенел в ее ушах по ночам. Единственное, что она успела – сунуть в пеленки эту серебряную птичку, купленную на последние деньги.

«Ты приняла правильное решение», – сказал Костя вечером, принеся ей в палату букет роз. «Теперь у нас все будет хорошо». И у них все было хорошо.

Он сделал головокружительную карьеру. Деньги полились рекой. Они купили этот дом.

Она стала светской львицей. Но детей у них больше не было. Две неудачные беременности, закончившиеся выкидышами после его «вспышек гнева» и приговор врачей.

«Больше вы не сможете иметь детей». Константина это, казалось, не сильно расстроило. «Ничего», – сказал он, – «зато вся твоя любовь будет доставаться только мне».

Елена сжала в руке холодную серебряную птичку. Двадцать лет она жила с этой болью, с этой виной, с этим криком в душе. Двадцать лет она играла роль счастливой жены, убеждая себя, что сделала это ради него, ради их будущего.

Но сегодня, глядя на свое отражение, на эту пустую, безжизненную маску, она поняла, что больше не может. Она достала телефон. Контакт Андрей Петрович Рябинин, частный детектив, ей дала одна из знакомых, которая искала неверного мужа.

Елена сохранила его, сама не зная зачем. «Завтра», – подумала она, решительно сжимая погремушку. «Завтра я начну его искать».

Ночью ей приснился странный тревожный сон. Она шла по бесконечному белому коридору, похожему на больничный. Впереди слышался детский плач.

Она ускоряла шаг, бежала, но коридор становился все длиннее, а плач все дальше. Она проснулась в холодном поту от пронзительного звона. Это был не будильник.

Это звенела серебряная птичка, упавшая с прикроватного столика на мраморный пол. Знак судьбы, неотвратимый и ясный. Время пришло.

Кабинет частного детектива Андрея Петровича Рябинина располагался на последнем этаже старого доходного дома на Покровке. Никакой блестящей вывески, только скромная латунная табличка с выгравированными инициалами. Внутри пахло крепким кофе, старыми бумагами и чем-то неуловимо казенным.

Наследие 25 лет, службы в уголовном розыске. Сам Рябинин, мужчина 50 лет, с усталыми, но проницательными глазами и сединой на висках, меньше всего походил на сыщика из фильмов. Никакого плаща и шляпы, только потрепанные джинсы и простой свитер.

Он оторвался от изучения каких-то бумаг и поднял взгляд на вошедшую женщину. Елена Воронцева в своем элегантном бежевом пальто и с жемчужной нитью на шее выглядела в этой скромной конторе инородным телом, редкой орхидеей в поле ромашек. Она села на предложенный стул, поставив на колени дорогую сумку и молчала, не зная, с чего начать.

Атмосфера этого места, пропитанного чужими тайнами и драмами, давила на нее. «Чем могу помочь?» — спросил Рябинин ровным, немного уставшим голосом. Он привык к таким клиенткам.

Обычно они приходили с историями о неверных мужьях, требуя фотографий и доказательств для выгодного развода. «Я хочу найти человека!» — тихо начала Елена, ее голос слегка дрогнул. «Сына!» — Рябинин удивленно поднял бровь.

Это было уже не так банально. «Вы знаете его имя? Возраст? Последнее место жительства?» «Я знаю только дату и место его рождения». Она достала из сумки листок бумаги.

«20 мая 2001 года. Родильный дом №3.

Я… Я оставила его там». Слова дались ей с огромным трудом. Она произносила их впервые за двадцать лет, и от этого признания во рту появился горький привкус стыда.

Рябинин молча взял листок, пробежал глазами. Его лицо не выражало ни осуждения, ни сочувствия. Только профессиональный интерес.

«Вы написали? Отказ от ребенка?» «Да». «Усыновление, скорее всего, произошло в течение первых месяцев. Тайна усыновления охраняется законом.

Доступ к таким архивам практически невозможен». «Мой муж… Он очень влиятельный человек». Елена запнулась.

«Константин Воронцов. Возможно, вы слышали». Рябинин кивнул.

Еще бы он не слышал. Имя Воронцева последние годы не сходило со страниц деловых изданий. «Строительная империя», «Сомнительные сделки в девяностые», «Связи на самом верху».

Детектив сразу понял, почему эта женщина так боится. «Вы хотите найти его в тайне от мужа?» «Да», – твердо сказала Елена. «Он не должен знать.

Он был против этого ребенка с самого начала. Это он заставил меня отказаться». Рябинин откинулся на спинку скрипучего кресла и посмотрел на нее по-новому.

Теперь он видел не просто богатую скучающую даму, а женщину с глубокой застарелой раной. Он видел страх в ее глазах, но под ним угадывалась отчаянная решимость. Что-то в ее истории затронуло в нем старую, почти забытую струну.

Он вспомнил дело десятилетней давности, когда еще работал в полиции. Молодая мать заявила о похищении младенца из коляски. Они искали его полгода, перерыли весь город, но так и не нашли.

А через год выяснилось, что никакого похищения не было. Отец ребенка, которому тот мешал, просто отнес его в дом малютки в соседней области и заставил жену молчать, угрожая расправой. Когда они нашли этого мальчика, было уже поздно.

Его усыновила другая семья. Рябинин до сих пор помнил пустые глаза той матери, сломленной и потерявшей все. Он тогда ничего не смог сделать.

Закон был на стороне усыновителей. «Это будет стоить дорого», – сказал он, возвращаясь в настоящее. «И никаких гарантий.

Скорее всего, ваш муж сделал все, чтобы концы были спрятаны в воду. Документы могли быть уничтожены или подделаны. Имена, даты – все изменено».

«Я заплачу», – торопливо сказала Елена. «Сколько скажете?» «Для меня деньги не имеют значения». Она выписала чек на сумму, которая заставила бы любого другого человека моргнуть.

Рябинин посмотрел на цифры, потом снова на нее. «Дело не только в деньгах, Елена Константиновна. Ваш муж – человек опасный.

Если он узнает о моих поисках, проблемы могут быть не только у меня, но и у вас. Вы готовы к этому?» «Я жила в страхе двадцать лет», – ответила она, и в ее голосе зазвенела сталь. «Хуже уже не будет.

Я просто хочу знать, что с ним. Жив ли он? Счастлив ли? Я не собираюсь вторгаться в его жизнь, рушить его семью. Просто… увидеть….