Скрытая связь: что жена олигарха поняла о своем прошлом, увидев человека, открывшего дверь
Хотя бы издалека». Ее отчаяние было почти осязаемым. Рябинин вздохнул.
Он дал себе зарок не ввязываться в эмоциональные дела, работать сухо и по факту. Но здесь было что-то другое. Это было не просто расследование.
Это был крик о помощи. «Хорошо», – кивнул он. «Я возьмусь.
Но мне нужна от вас любая, даже самая незначительная информация. Любые детали, которые вы помните о тех днях. Имена врачей, медсестер, соседок по палате.
Все, что может стать зацепкой». Она пыталась вспомнить. Память, обожженная болью, неохотно выдавала обрывки.
Имя медсестры – Нина Петровна, пожилая с добрыми глазами. Фамилию врача она не помнила, только то, что его звали Сергей Иванович. «И еще одно», – сказала Елена, уже уходя.
«Я оставила ему это». Она достала из сумки ту самую серебряную погремушку. «Маленькая птичка.
Я сунула ее в пеленки перед тем, как его унесли. Возможно, она сохранилась». Рябинин взял в руки холодный металл, вещица была старой, явно ручной работы.
На крылышке он заметил крошечные, почти стершиеся инициалы гравюра. «Я сделаю все, что смогу», – пообещал он. Когда Елена ушла, оставив после себя тонкий аромат дорогих духов, Рябинин еще долго сидел, глядя на серебряную птичку.
Он понимал, что ввязывается в очень опасную игру против очень сильного противника. Первым делом нужно было проверить архивы. Он знал, что это, скорее всего, тупик.
Но начинать нужно было с официальных запросов. Через неделю, как он и ожидал, пришел ответ из архива. Записи о рождении ребенка мужского пола 20 мая 2001 года гражданкой Воронцевой в девичестве Сидоровой, Еленой Константиновной, отсутствуют.
Запись об отказе от ребенка также не найдена. Как и предполагалось, все было чисто. Слишком чисто.
Рябинин налил себе кофе и посмотрел на доску на стене, где уже висел листок с известными данными. «Константин Воронцев», – подумал он, – «ты умный и предусмотрительный хищник, но даже у самого хитрого зверя есть слабое место». Он взял телефон и набрал номер своего старого знакомого, работавшего в пенсионном фонде.
«Витя, привет. У меня к тебе не совсем обычная просьба. Мне нужно найти одну женщину, медсестру, Нину Петровну.
Фамилия неизвестна. Работала в роддоме номер три в две тысячи, первом году. Поиск начался.
Рябинин чувствовал, как в нем просыпается старый охотничий азарт следователя. Он еще не знал, куда приведет его эта тропа, но был уверен в одном – на другом ее конце его ждет тайна, которую кто-то очень старательно пытался похоронить. Прошла неделя, наполненная для Елены вязким, мучительным ожиданием.
Каждый телефонный звонок заставлял ее вздрагивать. Она проверяла почту по десять раз на дню, но от Рябинина не было ни слова. Константин, казалось, ничего не замечал.
Он был поглощен новым проектом – строительством элитного жилого комплекса на берегу водохранилища. Вечерами он часами говорил по телефону, обсуждая поставки материалов, согласование с чиновниками, откаты. Елена слушала эти разговоры, и ее охватывал холодный ужас.
Она понимала, с какой мощной, безжалостной машиной ей предстоит столкнуться, если муж узнает о ее поисках. Однажды вечером он вернулся домой раньше обычного, что было редкостью. Он был в хорошем настроении и даже принес ей букет ее любимых белых лилий.
«Представляешь, сегодня подписали контракт Века!» – хвастался он, наливая себе виски. «Этот комплекс сделает нас еще богаче. Мы купим виллу в Испании, как ты хотела».
Елена смотрела на него на его самодовольное лицо и чувствовала только отвращение. Она знала, что за каждым его «успешным» контрактом стояли чьи-то слезы, чьи-то сломанные судьбы. «Ты рада?» – спросил он, заметив ее молчание.
«Конечно, дорогой!» – выдавила она улыбку. «Я очень за тебя рада». Ночью, когда он уснул, она тихонько вышла на балкон.
Ночное небо над тихими холмами было чистым и звездным. Елена смотрела на далекие холодные огни и думала о своем сыне. «Где он сейчас?» «Смотрит ли на эти же звезды?» «Знает ли он, что где-то есть женщина, которая думает о нем каждую минуту?» Тем временем Рябинин столкнулся с первыми серьезными трудностями.
Поиски медсестры Нины Петровны зашли в тупик. В архивах роддома и пенсионного фонда было несколько женщин с таким именем и отчеством, работавших в тот период. Но ни одна из них не подходила.
Одни уже умерли, другие переехали в другие города. И их следы затерялись. Это как искать иголку в стоге сена, который к тому же кто-то поджег.
Проворчал он в трубку своему информатору Вите. «Понимаю», – вздохнул тот. Но тут всплыла одна деталь.
В том роддоме в 2001 году был крупный скандал, связанный с незаконным усыновлением. Дело замяли, но главврача, того самого Сергея Ивановича, тихо убрали. Перевели с понижением в какую-то сельскую амбулаторию.
Может, там копнуть? Это была зацепка. Рябинин потратил еще два дня, чтобы выяснить, куда именно перевели бывшего главврача. Деревня Каменская, в 150 километрах от столицы.
Дорога была разбитой. Старенький автомобиль Рябинина подпрыгивал на ухабах. Деревня встретила его покосившимися заборами и безлюдными улицами.
Амбулатория, небольшое кирпичное здание, выглядело заброшенной. Но внутри оказалось чисто, пахло лекарствами. Сергей Иванович, теперь уже седой, сгорбленный старик, сидел за столом и заполнял какие-то карточки.
Он долго не хотел говорить. Отнекивался, ссылался на врачебную тайну, на плохую память. «Я пришел не как детектив, а как человек», — сказал Рябинин, сев напротив.
Ко мне обратилась мать, которая 20 лет ищет своего ребенка. Она не хочет ничего, кроме как узнать, что с ним все в порядке. Что-то в голосе Рябинина в его усталых глазах заставило старика поднять голову.
«Воронцева?» — тихо спросил он. Рябинин кивнул. Сергей Иванович тяжело вздохнул.
«Я знал, что рано или поздно кто-то придет. Этот грех я ношу на душе все эти годы». Он рассказал, как в тот день к нему в кабинет вошел молодой, уверенный в себе Константин Воронцев.
Он положил на стол толстый конверт и четко изложил свои требования. Полное удаление всех записей о рождении ребенка и его матери. Оформление отказа задним числом и немедленная передача младенца на усыновление в другую область.
Без лишних проволочек. Я пытался возразить. Голос старика дрогнул.
Говорил, что это незаконно. Но он только усмехнулся и сказал, что у него есть друзья, которые могут сделать мою жизнь очень короткой. А потом добавил, что мать сама на все согласна.
«А медсестра Нина Петровна? Она что-то знала?» Нина была честнейшим человеком. Она догадалась, что дело не чисто. Пыталась поговорить с Еленой, но ее не пустили в палату, а на следующий день она не вышла на работу.
Мне сказали, что она срочно уволилась и уехала к родственникам. Я понял, что ее тоже запугали. Рябинин слушал, и картина становилась все яснее и страшнее.
«Куда отправили ребенка?» — спросил он. «В детский дом города Белореченск», — ответил врач. «Это в трехстах километрах отсюда.
Записи об усыновлении велись там. Я сделал все, как он велел, но одну вещь сохранил. На всякий случай.
Он открыл сейф и достал старую амбулаторную карту. На обложке было написано «Мальчик Сидоров». Сидорова — девичья фамилия Елены.
Внутри среди стандартных записей о весе и росте Рябинин нашел то, что искал. К карте была прикреплена крошечная фотография новорожденного, а на обороте рукой медсестры было написано «Максим. Оставлена серебряная погремушка».
«Нина успела сделать это перед увольнением», — пояснил Сергей Иванович. Она просила передать это матери, если так когда-нибудь придет. Но она не пришла.
А потом меня уволили, и я забрал карту с собой. Боялся, что ее уничтожат. Рябинин смотрел на фотографию.
Маленькая личика, сморщенная, как у всех новорожденных. Но что-то в очертаниях губ, в разрезе глаз уже было узнаваемо. Он достал из кармана фотографию Елены, которую она ему дала.
Сходство было поразительным. Вечером он позвонил Елене. «У меня есть новости», — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Я нашел след. Его усыновили в городе Белореченск. В трубке на несколько секунд повисла тишина.
Потом Елена спросила с давленым голосом. «Он… он жив?» «Да», — ответил Рябинин. На момент усыновления был абсолютно здоров.
Его назвали Максимом. Он не стал говорить ей про скандал, про угрозы, про бывший гогла врача, не хотел пугать ее еще больше. Главное, появилась надежда.
Ночью, оставшись один в своей конторе, Рябинин снова и снова перечитывал свои записи. История этой семьи задевала его все глубже. Это было не просто дело о поиске человека.
Это была история о сломанной жизни, о чудовищном предательстве и о материнской любви, которая не угасла за двадцать лет. Он достал из ящика стола старую потрепанную папку. Дело №247.
О пропаже несовершеннолетнего Иванова Д.А. То самое дело, которое он не смог раскрыть. Он открыл папку, посмотрел на фотографию улыбающегося шестилетнего мальчика и дал себе слово, что в этот раз он доведет дело до конца. Ради Елены.
Ради ее сына. И ради этого мальчика, которому он не смог помочь десять лет назад. Константин почувствовал неладное не разумом, а скорее животным инстинктом хищника, учуявшего чужака на своей территории.
Елена изменилась. Внешне она была все той же, безупречная, тихая, покорная. Но во взгляде появилось что-то новое, чего он не видел раньше…
