Следы в пустой квартире: как отказ от уборки помог жене раскрыть обман

— Земля слухами полнится. И про брачный договор, кстати, тоже. Тот, который ты подделал.

— Подделал? — взвизгнул Антон, вскакивая. — Да, подделал! Потому что ты, дура, всё равно бы ничего не поняла. А я заслужил эти деньги. Я! А ты кто? Поломойка?

Он наступал на неё, брызжа слюной.

— Мама мне сразу говорила: «Антоша, бери эту простушку. Она будет тебе ноги мыть и молчать». Она, кстати, и посоветовала подделать твою подпись, когда ты спала. Она умная женщина, не то что ты. Мы хотели купить виллу у моря, а ты должна была остаться в своей хрущёвке с кошкой.

Дверь в квартиру резко открылась. Вошла Алёна с включённым диктофоном.

— Потрясающее признание, Антон Викторович, — сказала она. — Подделка документов, мошенничество в особо крупном размере, сговор. Этого хватит, чтобы признать брачный договор недействительным и разделить имущество по закону. Пополам. Включая участок.

Антон рухнул на стул, обхватив голову руками.

— Мать меня убьёт, — простонал он.

Ева подошла к нему, но в ней не было ни жалости, ни злости. Лишь пустота и облегчение.

— Нет, Антон, тебя уже убила твоя жадность. А мама? Передавай ей привет и скажи, что нотариус ей больше не понадобится.

Она сняла обручальное кольцо и положила его на стол рядом с бутылкой виски.

— Я подаю на развод и на раздел имущества. В память о том, что я благодаря тебе научилась ценить жизнь.

Ева вышла из квартиры. Её ждал Егор. Он стоял у машины, глядя на окна. Ева подошла к нему и впервые за долгое время вдохнула полной грудью. Воздух пах дождём и надеждой.

— Ну как прошло? — спросил он.

— Грязно, — ответила Ева. — Но теперь чисто. Совсем. Пойдём? Отец ждёт. Он спрашивал, приедет ли та волшебница, которая придумала про кружку.

— Поехали, — улыбнулась Ева, садясь в машину. Она посмотрела на свои руки. Те больше не дрожали и были готовы строить новое счастье. На этот раз настоящее.

Неделю спустя, когда Ева разбирала вещи в своей новой съёмной квартире, раздался звонок в домофон. На экране она увидела бледное, искажённое горем лицо Светланы Петровны. Ева вздохнула. Она ожидала визита свекрови с истерикой, обвинениями, угрозами, но голос женщины в трубке прозвучал неожиданно тихо и смиренно.

— Ева, можно подняться? Я ненадолго.

— Входите, — ответила та, нажимая кнопку.

Светлана Петровна вошла, не снимая пальто. Она казалась постаревшей лет на десять. В руках сжимала сумочку, но пальцы её дрожали так, что кожаный ремешок выскальзывал из них.

— Ева, — начала она, и голос её срывался. — Я пришла не ругаться. Я пришла попросить прощения.

Ева молча указала на стул у кухонного стола. Сама села напротив.

— Моего сына сегодня официально обвинили в мошенничестве, — Светлана Петровна сглотнула ком в горле. — И я знаю, что он во всём признался. И про меня тоже… что я советовала, помогала.

— Он рассказал, как вы советовали ему взять простушку и как подделали мою подпись, когда я спала, — холодно констатировала Ева. — Имеется аудиозапись.

Свекровь закрыла лицо руками. Из-под ладоней вырвалось глухое рыдание.

— Я знаю, знаю… Я всю жизнь пыталась сделать из него человека. Настоящего мужчину. А получилось вот это. Жадный, подлый трус. — Она вытерла слёзы краем ладони. — Ты должна знать правду, Ева. Весь этот позор… он не совсем мой. Вернее, он мой, но Антон мне не родной сын.

Ева молчала, не веря своим ушам.

— Его родила моя младшая сестра, Лидочка, — продолжила Светлана Петровна, глядя в стену, словно видя там призраки прошлого. — Она была молоденькой, глупой. Втюрилась в какого-то проходимца, а он, узнав о беременности, сбежал. Роды были тяжёлыми. Лида умерла. А этот… этот комочек, этот мальчик, он остался. Воспитывать Антошу было некому. И я взяла его. Сказала всем, что это мой сын от тайного романа. Думала, что если буду его строго воспитывать и требовать только самого лучшего, он станет сильным. А он оказался весь в отца. В того самого подлеца, сбежавшего от Лиды. Никакое воспитание не помогло. Я не смогла. Я во всём виновата. Прости меня.

Свекровь всхлипнула и опустила голову. Ева смотрела на эту сломленную, гордую женщину, и в её душе не было ни злости, ни торжества. Была лишь горькая жалость.

— Я не могу вас простить, — тихо сказала Ева. — Вы украли у меня годы жизни. Вы помогали своему приёмному сыну разрушить мою. Но я вас могу понять. И я не испытываю ненависти. Просто уходите. И постарайтесь забыть и обо мне, и об Антоне. Начните свою собственную жизнь с чистого листа.

Светлана Петровна подняла заплаканные глаза, кивнула и, не говоря больше ни слова, вышла. Ева долго сидела, глядя в окно. Кружка с чаем остыла, мысли путались. Она чувствовала странное опустошение. Казалось, все битвы были выиграны, но цена была слишком высокой.

Вечером позвонил Егор.

— Как ты? — его голос был полон беспокойства…