Странная просьба: почему бездомный умолял медсестру не идти домой привычным маршрутом

В больнице был обычный хаос. Очередь в приемном покое растянулась до самого выхода. В процедурном кабинете опять не хватало одноразовых шприцев. В седьмой палате двое пациентов не поделили место у окна и чуть не подрались. Алена носилась между этажами, ставила капельницы, раздавала таблетки, успокаивала плачущую бабушку Зину, которая панически боялась предстоящей операции.

Петра Семеновича она видела мельком: он проходил по коридору со старшей медсестрой, что-то обсуждая по бумагам. Обычный заведующий в обычный день. Игорь толкал каталку с грязным бельем в сторону прачечной, не поднимая глаз. Обычный санитар, делающий свою работу. Никто из них даже не взглянул в сторону Алены. Она была для них пустым местом, младшим медперсоналом, винтиком в больничной машине.

И это ее успокоило. Значит, не заметили вчера в коридоре. Значит, все нормально.

К обеду Алена почти забыла о ночном разговоре. Работа поглощала целиком, не оставляя времени на размышления и тревоги. Именно за это она и любила свою профессию: когда ты нужен людям здесь и сейчас, некогда думать о собственных проблемах и страхах.

Вечером, как обычно, она зашла в столовую напротив больницы и купила ужин для Николая Петровича. Гречка с котлетой и сладкий чай — самое сытное, что можно было взять на ее скромный бюджет. В кармане хрустели последние купюры до зарплаты, но это не имело значения.

Старик ждал на скамейке, и когда увидел ее, приветливо махнул рукой.

— Как день прошел, Аленушка? — спросил он, принимая пакет.

— Нормально, — она присела рядом, поежившись от холода. — Устала, конечно, но это обычное дело.

— Молодая еще, справишься, — Николай Петрович открыл контейнер и благодарно вздохнул. — Эх, пахнет-то как! А я вот в твои годы уже в горах воевал. Голодный, замерзший, под обстрелами. И ничего, выжил, видишь!

Они помолчали. Где-то вдали завыла сирена скорой помощи — привычный звук для больничной территории. Алена смотрела на огни в окнах терапевтического отделения на третьем этаже. Там, за одним из тех окон, кабинет Петра Семеновича. Интересно, он сейчас там? Считает, сколько денег принесли украденные лекарства?

— Ты чего такая задумчивая? — Николай Петрович внимательно посмотрел на нее, прищурившись.

— Да так, — Алена встрепенулась. — О работе думаю. Бывает ведь: услышишь что-то случайно. И не знаешь потом, как быть. Говорить или молчать.

Старик кивнул, прожевывая котлету:

— Сложный вопрос. Смотря что услышала.

— Ничего такого, — она поспешно отмахнулась. — Мне, наверное, показалось просто. Переутомилась.

Николай Петрович не стал настаивать. Он вообще никогда не лез с расспросами, и Алена ценила это в нем. Старик доел ужин, аккуратно сложил пустой контейнер обратно в пакет, вытер рот рукавом.

— Спасибо тебе, дочка. Каждый божий день благодарю судьбу, что ты мимо проходишь. Такая добрая душа. Редко нынче встретишь.

Алена улыбнулась первый раз за весь этот тяжелый день.

— Мне не сложно, честное слово. Вы… Вы тут осторожнее. Холода начинаются.

— Привычный я, не переживай. Видал и не такое.

Она встала, поправила сумку на плече.

— Тогда до завтра, Николай Петрович.

— До завтра, Аленушка. Береги себя.

Алена шла к остановке и думала о том, что этот бездомный старик — единственный человек в ее жизни, который искренне интересуется, как у нее дела. Мама далеко, звонит раз в неделю. Подруги разбежались после развода. Коллеги по работе вежливы, но не более. А Николай Петрович каждый вечер спрашивает, как прошел день. И это было странно трогательным.

Дни складывались в недели, недели тянулись одна за другой. Работа, дом, снова работа. Редкие созвоны с мамой, которая живет в соседнем регионе и постоянно переживает за дочь. Еще более редкие сообщения от Оли, бывшей подруги, которая после развода почему-то отдалилась. Наверное, осталась на стороне Максима. Так часто бывает: друзья делятся после развода, как совместно нажитое имущество.

Алена не скучала по прошлой жизни. Удивительно, но за эти месяцы одиночества она поняла одну важную вещь: с Максимом ей было еще более одиноко, чем сейчас. Он не слышал ее, не видел. Ему нужна была красивая жена для статуса, веселая спутница для выездов на природу, хозяйка для приема гостей. А не усталая медсестра с вечно опухшими ногами и запахом больничных антисептиков на одежде.

Единственным человеком, который видел ее настоящую, был, как ни странно, бездомный ветеран у больничной ограды. Николай Петрович никогда не спрашивал, почему она одна. Не давал советов. Не жалел показно. Просто принимал ее такой, какая есть. И этого было более чем достаточно.

Ноябрь вступил в свои права всерьез. По утрам на лужах появлялась тонкая корка льда, а к вечеру в воздухе висела промозглая сырость, пробирающая до костей. Алена теперь носила теплую куртку и вязаную шапку, а Николай Петрович укутывался в несколько слоев одежды, но все равно дрожал от холода на своей скамейке.

В тот вечер она вышла из больницы около восьми, как обычно. Смена выдалась тяжелой: двое пациентов поступили с осложнениями, пришлось бегать между палатами почти без перерыва. Ноги гудели так, что Алена всерьез подумывала пропустить свой ежевечерний ритуал и поехать сразу домой. Но мысль о том, что Николай Петрович ждет, не отпускала. Старик уже привык. Он рассчитывает на нее.

Алена зашла в столовую, купила гречку с гуляшом и горячий чай в термостакане. Продавщица, полная женщина лет пятидесяти, уже знала ее в лицо.

— Опять бездомным уносишь? — спросила она, упаковывая еду.

— Да.

— Добрая ты больно. Они все пропойцы, знаешь ведь?

Алена промолчала, расплатилась и вышла. Люди всегда думают, что знают чужую жизнь лучше, чем сам человек. Николай Петрович не пил, она ни разу не видела его пьяным. Да и запаха от него не было. Просто старый, уставший человек, которого жизнь сломала.

Скамейка у больничной ограды была на своем месте, но Николая Петровича на ней не оказалось. Алена остановилась, удивленно оглядываясь. Странно. За все три месяца он ни разу не отсутствовал в это время. Всегда ждал ее, всегда сидел на одном и том же месте.

Она сделала несколько шагов вдоль ограды и увидела его. Старик стоял в тени здания, у служебного входа, прижавшись спиной к стене. В тусклом свете фонаря его лицо казалось напряженным, даже испуганным.

— Николай Петрович? — окликнула она тихо, подходя ближе.

Он вздрогнул, обернулся. Увидев Алену, облегченно выдохнул, но выражение тревоги с лица не сошло.

— Аленушка! Хорошо, что ты пришла. Мне надо с тобой поговорить.

Голос его звучал хрипло, сбивчиво. Алена насторожилась. Что-то было не так. Очень не так.

— Что случилось? Вы плохо себя чувствуете?

— Нет, не в этом дело, — старик огляделся по сторонам, словно опасаясь, что кто-то подслушивает. — Садись, пожалуйста. Мне нужно тебе кое-что сказать. Важное.

Они присели на скамейку. Алена протянула ему пакет с едой, но Николай Петрович отставил его в сторону, даже не взглянув. Это было совсем не похоже на него: обычно он с благодарностью принимал ужин, сразу начинал есть. А сейчас даже не открыл контейнер.

— Слушай меня внимательно, девочка, — он наклонился к ней, понизив голос почти до шепота. — Ты сегодня домой своей обычной дорогой не езди. Слышишь? Ни в коем случае!

Алена растерянно моргнула:

— Что? Какой дорогой? Я не понимаю.

— Через промзону не езди. Той дорогой, что всегда ездишь, на маршрутке номер 17. Не езди сегодня.

Сердце ёкнуло. Как он знает, каким маршрутом она добирается домой? Алена никогда не рассказывала ему таких подробностей….