Сюрприз от жены: что приготовила супруга для мужа, который внезапно «вспомнил» о ней после получения наследства
— Сиди спокойно, невеста, я знаю, что тебе нужно, — невозмутимо сказала Мария. — И ты, надеюсь, тоже знаешь.
Разговор как-то утих сам собой. Через пятнадцать минут я с удивлением разглядывала в зеркале свое отражение с необычно короткой, но очень идущей мне стрижкой.
— Ой, Машка, ну ты как всегда лучшая, спасибо тебе! — воскликнула я. — Ладно, я побежала.
— Подожди, — Мария положила мне тяжелую руку на плечо и усадила обратно в кресло. — Допустим, ты за него выходишь. А как же твои мечты, поступление в театральный, да не где-нибудь, а в Киеве? Выходит, теперь всё накрывается медным тазом? Вернее, семейным?
Я съежилась и отвела глаза. Это был самый больной для меня вопрос, который я сама себе боялась задать. И только Машка с её прямолинейностью произнесла вслух то, о чем я боялась думать.
— Ой, да ладно, Маш, какая из меня актриса? — махнула я рукой, стараясь казаться веселой. — Да и время упущено. Знаешь, бог с ним, с этим актерством. Какая девочка не мечтала стать артисткой?
— Я, — ехидно заявила Мария, — я никогда не мечтала стать артисткой. А ты — всегда, сколько я тебя помню. И теперь ты берешь и отказываешься от этого ради человека, с которым знакома полгода.
— Ради человека, которого я люблю, — тихо поправила её я. — И, Маш, пожалуйста, давай больше не будем об этом, ладно?
— Ладно, раз ты так хочешь.
Мария так же решительно, как только что удерживала меня, подняла, крепко обняла и закружила по залу.
— Я поздравляю тебя, невеста. Твои свадебные прическа и макияж — на мне, это не обсуждается?
— Конечно, Машка, я без тебя и замуж не пойду, — воскликнула я, обрадовавшись, что подруга уступила.
Если бы Маша знала, чего стоило мне это внешнее спокойствие. Сколько слез было пролито втихаря, сколько мыслей передумано, решений принято и отвергнуто. И, конечно, я поделилась своими терзаниями с Антоном. Он долго молчал, а потом сказал, глядя на меня серьезно и ласково:
— Знаешь, Ира, я, конечно, не имею права указывать тебе, как распорядиться жизнью, но, честно говоря, я не представляю нашу жизнь, если ты уедешь учиться в Киев. Тогда какой смысл нам жениться? А потом, ну, получишь ты актерское образование, допустим, даже вернешься сюда. Как мы будем жить? У нас не будет ничего общего. Ты будешь в одном мире, я — в другом, и они не будут соприкасаться.
— Ты серьезно? — тихо спросила я.
— Да, совершенно, — кивнул Антон.
Зато, как выяснилось, он отлично представлял нашу совместную жизнь, если я стану, например, бухгалтером.
— Ты не представляешь, как тяжело найти толкового специалиста, которому можно доверять. В нашем бизнесе, в финансах, сам черт ногу сломит. Я сам порой не знаю, сколько гривен на счету, могу ли новые запчасти заказывать, что платить вперед — проценты банку или налоги. Эх, вот если бы ты вспомнила, что изучала, подучилась бы и взялась за это, вот было бы счастье. У нас было бы общее дело, общие интересы. Одна жизнь на двоих.
Антон не настаивал, но был очень убедителен, и я продолжала метаться. И тут случилось то, что решило всё за меня. Антон сломал ногу и оказался совершенно беспомощным. Перелом был сложным, со смещением, да еще и с неожиданным воспалением. И снова, как когда-то с матерью, я бросилась на помощь, стала для него сиделкой, медсестрой, поварихой и аниматором.
Я читала ему книги, терпела капризы и вспышки плохого настроения. Ко всему этому добавилось ворчание его мамы по поводу неустроенности и разрушенных надежд на взрослого сына.
— Всё, хватит, — решительно сказала я, выслушав очередной монолог будущей свекрови. — Перевожу тебя ко мне. Там ты выздоровеешь быстрее, я уверена.
Ольга к тому времени уже уехала к сестре в Киев, и наша с мамой квартира была свободна.
— Ирка, я тебе, наверное, надоел до чертиков, да? На твоем месте я бы себя бросил, не задумываясь. — Антон шел на поправку, и чем лучше ему становилось, тем чаще он заводил такие разговоры.
— Конечно, надоел, — охотно кивала я. — Поэтому будь любезен, выздоравливай быстрее, вставай на ноги и женись на мне, наконец. А то на меня люди косо смотрят.
Антон выздоровел, и мы поженились. Через год после свадьбы мы с Антоном поехали в Киев навестить родных.
— Ну, вот и слава богу. Хоть повидаемся напоследок. Посмотрю на тебя, — улыбалась мама, лежа на кровати. — Я ведь, Иришка, как приехала домой, так почти сразу и свалилась. Вот, лежу теперь, вернее, вишу на Ольгиной шее, как камень.
— Ерунду не городи, — сказала тетя, входя в комнату. — Если уж ты в чем виновата, так только в том, что мы на Иринину свадьбу не съездили. Ну да ладно, молодые сами к нам приехали, вот и хорошо.
Я смеялась и плакала, целовала морщинистые щеки мамы и тети, держала их за теплые сухие руки и смотрела в любящие глаза. А Антон в это время бродил по квартире, измерял шагами комнаты, пару раз поскреб ногтем дубовый паркет и присвистнул, оценив вид из окон.
— Вот это квартира, я понимаю, — наконец высказался он, когда мы ехали в аэропорт Жуляны. — Повезет наследникам твоей тети, когда, ну, ты понимаешь… За такой куш можно руку отдать и жить потом пусть одноруким, но зато обеспеченным. Тебе бы тоже свою долю получить, если что.
Мне стало ужасно неприятно. Впервые за все годы от Антона повеяло чем-то холодным и чужим. «Устал, не выспался, вот и брюзжит», — попыталась я оправдать его, лихорадочно думая, что ответить. К счастью, мы как раз подъехали к терминалу. Обычная предполетная суета отвлекла нас, и разговор заглох. Больше к теме киевской квартиры Антон не возвращался.
Наша жизнь текла своим чередом. Один год сменялся другим. Мы встречали Новый год с моей любимой суетой, после которой на боках прибавлялось пару килограммов, а в кошельке образовывалась пустота. Едва успевали вынести засохшую елку, которую я держала до последнего, не желая расставаться с праздником, как неожиданно наступала весна. Я с изумлением замечала на деревьях зеленую дымку и радостно клялась себе как следует отдохнуть летом.
Лето наступало стремительно, не давая шансов распланировать жизнь, и так же быстро заканчивалось. Замерзнув утром в легком платье, я понимала, что наступает осень, а от всех летних планов остался лишь легкий загар на коже. Небо затягивали серые тучи, я клялась купить новогодние подарки заранее и погружалась в осеннюю апатию. Очнувшись, я видела за окном снег, доставала шубу и начинала ждать Новый год.
Старый год неизменно заканчивался беготней по магазинам в поисках тех самых непокупных подарков. Потом мы ставили елку, и жизнь на десять дней счастливо замирала перед телевизором в окружении тарелок с салатами и аромата мандаринов. Я работала бухгалтером в фирме мужа. Автомастерская за пару лет выросла в полноценную станцию техобслуживания…
— Мне ж на квартиру зарабатывать нужно, — смеялся Антон. — Я ж не альфонс, чтобы на твоей жилплощади до конца жизни рассиживаться.
Антон был бизнесменом своеобразным. Он не был бездарен, относился к делу ответственно. Но, видимо, ни один бизнес не будет по-настоящему успешным, если владелец не вкладывает в него душу. Я окончила дополнительные курсы и взяла на себя всё ведение документации и отчетности фирмы.
Со временем я поняла, что особых перспектив у нас нет. Антона и его партнера устраивало текущее положение и стабильный доход в гривнах. О намерении купить квартиру побольше Антон больше не вспоминал. Жизнь в моей квартире его вполне устраивала. Тем более что я, как настоящая украинская жена, полностью взяла на себя заботу о домашнем уюте.
Через пару лет после свадьбы у нас с Антоном родился сын, которого назвали Алексеем. Первый тревожный звонок о том, что с семейной жизнью не всё в порядке, прозвенел через полгода после рождения Лешки, когда пришла страшная весть: в Киеве умерла мама. Я, почерневшая от горя, не глядя, кидала в дорожную сумку вещи — мои джинсы, Лешкины ползунки, бутылочки, расчески, погремушки и косметику.
— Ты что делаешь-то? — ужаснулась подоспевшая Маша. — Ты вообще соображаешь? Ты собралась полугодовалого ребенка тащить на похороны? Да еще и самолетом?
— Маша, маму завтра хоронят, мне надо, я должна попрощаться. А Лешку… как его оставлю? — шептала я, еле двигая губами…