Сюрприз у ворот: сын требовал накрыть стол на 20 персон, но на даче его ждало не застолье
Как только я купил дачу, сын позвонил мне и сказал: «Пап, готовься, через час я приеду с двадцатью родственниками жены. Покупай еду, готовь комнаты — мы остаемся на две недели». Я все выслушал, ничего не сказал и начал планировать, как проучу их. Когда все приехали, их ждал сюрприз, который они не забудут.

Я стоял у зеркала в ванной своей новой деревенской избушки, утирая со щек слезы — не от боли, а от счастья. В свои почти семьдесят, после сорока пяти лет брака и пяти лет вдовства, я впервые сделал что-то по-настоящему для себя. Этот небольшой домик с участком, на котором можно было бы и теплицу поставить, и клумбу разбить, и пару яблонь высадить, с окнами, глядящими прямо на поле и березовую рощу, был теперь моим.
Только моим. Я потратил все накопления — миллион шестьсот тысяч, собранные по копейке, отказывая себе десятилетиями даже в мелочах. Но оно того стоило.
Впервые в жизни у меня появилось место, которое никто не сможет у меня отнять. Уголок, где я мог бы в тишине полоть грядки, читать книги и просто быть. Спокойно, без спешки.
Я коснулся стены, только что покрашенной, теплой, сливочной, как хорошее домашнее масло. Вдохнул запах нового дерева. И ощутил то, чего не чувствовал уже много лет — настоящую свободу.
Сегодня утром я сварил себе кашу на кухоньке, распахнул окно, слушал, как поют птицы, и поливал те горшки с рассадой, что купил в поселке. Потом ходил по дому и прикидывал, куда поставлю свое старое кресло с откидной спинкой. Все было идеально. Все мое.
Телефон зазвонил, когда я как раз развешивал рубашки в шкафу в спальне. На экране высветилось: «Руслан».
Мой сын. Я улыбнулся, подумав, что, может быть, он хочет поздравить с переездом, хотя знал: он с самого начала был против этой покупки.
— Пап, это же пустая трата, — твердил он. — Оставайся лучше в квартире, ближе к нам.
Ближе к нам? Нет. Ближе к нему, чтобы я был под рукой на случай, если понадоблюсь.
— Привет, сынок, — ответил я с той отцовской теплотой, которая, как ни старайся, не уходит даже после сотни разочарований.
— Пап, готовься. Через час мы приедем, человек двадцать, вся Маринина родня, — бросил он в трубку без «здравствуй» и без малейшей паузы. — Надо будет всех разместить, накормить, ну и чтоб все было готово. Мы всего на две недельки.
Мир, казалось, качнулся. Сердце забилось так сильно, что я на секунду подумал — не выдержит. Что значит двадцать человек?
— Руслан, я только заехал, у меня ведь даже…
— Пап, не начинай, — перебил он тем голосом, что появился у него после женитьбы. — Это же теперь твоя семья. Ты обязан помочь. Марина говорит, ее двоюродная сестра Полина Жукова приедет с четырьмя детьми. Брат Николай Жуков с женой и двойняшками. И еще дядьки, Петр и Роман Жуковы, тоже семьями. Каникулы же, им где-то надо остановиться. Бесплатно. У тебя место идеальное.
— Руслан, да тут всего две спальни, я даже не представляю, где они все…
— Мы — твоя семья, — сказал он жестко. — Ты обязан помочь. И вообще, зачем тогда покупать такой большой дом, если не для нас? Не будь эгоистом, папа. Мы уже едем. Сделай закупки, приберись, приготовь полотенца. Дети собираются к речке, пусть будут закуски, когда вернутся.
И он положил трубку. Просто вот так.
Я остался стоять с телефоном в руке, ощущая, как то счастье, что я только что переживал, буквально испаряется. Двадцать человек. Без предупреждения. Без вопроса, могу ли я их принять? Хочу ли я этого? Есть ли у меня средства?
И хуже всего — как они говорили о моем доме. Как о чем-то вроде бесплатной базы отдыха.
Я оглядел свою избушку: две спальни, тесная гостиная с маленьким диванчиком. Холодильник почти пустой: яйца, чуть молока, пара помидоров, сыр, бутылка воды. Как я должен кормить двадцать человек этим? Но больше всего меня поразила не логистика, а то, что мое мнение снова не имело значения.
Сын решил за меня. Просто назначил. Мое жилье, мои деньги, мое время — все было в его глазах чем-то вроде общего ресурса. Как будто я не отец, а банкомат с душой.
Я опустился на край кровати — той самой, которую выбирал с такой тщательностью, в которой мечтал просыпаться утром и видеть через окно свой сад. А вместо этого я снова чувствовал то самое сосущее чувство в желудке, что появлялось всякий раз, когда Руслан с женой нагрянут ко мне в старую квартиру. Разворошат холодильник, заберут все, что можно, поживут, возьмут ключи от машины, попросят деньги и исчезнут. До следующего раза.
Я вспомнил день после похорон жены, когда был сам не свой. Руслан тогда прошелся взглядом по украшениям, по часам отца.
— Пап, у тебя слишком много хлама. Тебе надо все это продать. Мы разберемся, не переживай. В твоем возрасте надо жить проще.
И я, сломленный, позволил ему унести половину моей жизни. В том числе золотые часы от отца. Когда я продал квартиру, чтобы купить этот дом, он умолял отдать деньги ему в управление.
— Пап, ты же ничего не понимаешь в современных вложениях. А я знаю, как их приумножить.
Я отказал. Он обиделся и не разговаривал со мной месяц. И вот, первый день в моем доме, и он уже распоряжается им как курортом.
Слезы снова потекли по щекам. Я посмотрел в окно на свой будущий сад. Через час весь этот покой, вся эта выстраданная свобода станет хаосом.
Я встал, ноги будто налились свинцом. Седина, возраст, усталость — все чувствовалось в теле.
На кухне я открыл холодильник. Все хуже, чем я помнил. Три яйца. Литр молока. Два помидора. Кусочек сыра. Бутылка воды. В шкафу — баночка фасоли, банка тунца, полпачки риса, соль, перец, масло. Даже тарелок не хватит, купил всего четыре, думал, больше и не нужно.
Осталось пятьдесят минут. Пятьдесят минут на чудо…