Таинственный шепот: как предложение незнакомца «подыграть» изменило ход свадьбы

— А у меня тетя была, так она вообще в пятьдесят лет первый раз замуж вышла! За вдовца с шестью детьми. И ничего, живут, справляются. Дети, конечно, поначалу ее не приняли, бойкотировали, но это мелочи. Зато не одна. Видите, никогда не поздно.

Даже фотограф, снимавший праздник, молодой парень с модной прической и профессиональной камерой, умудрился влезть со своими комментариями. Когда пришло время делать семейные и групповые фотографии, он несколько раз спрашивал, есть ли у меня спутник, с кем я пришла, где мой партнер. И когда я в очередной раз сказала «я одна», он удивленно поднял брови и протянул: «Серьезно? Такая красивая девушка, а одна на свадьбе. Это как-то грустно. Надо что-то менять в жизни, милая».

Я стояла, улыбалась, кивала, отвечала что-то вежливое и невнятное, но внутри меня нарастала буря унижения и беспомощной злости. Каждый комментарий был как удар, каждый «совет» — как плевок в душу.

Но настоящая, абсолютная кульминация этого кошмара случилась во время традиционного бросания букета невесты.

— Внимание, внимание! Все незамужние девушки и дамы — на танцпол! — громогласно объявил ведущий Андрей, диджей с залихватской улыбкой и голосом радиоведущего.

И в его интонации я явственно услышала насмешливую, издевательскую нотку, будто он говорил: «Давайте посмотрим на этих неудачниц, которые до сих пор не смогли выйти замуж».

Я попыталась раствориться в толпе, спрятаться за одной из декоративных колонн, делая вид, что завязываю шнурок на туфле и вообще не слышу призыва. Но Кристина, верная свидетельница Марины, заметила мою попытку бегства. Она прошла через весь зал, схватила меня за руку с неожиданной силой и потащила на танцпол.

— Аня, ну ты чего? Пошли, пошли! Вдруг тебе повезет, и ты поймаешь букет! Примета же! — щебетала она с той самой фальшивой радостью, от которой хотелось либо убежать, либо дать ей в лицо.

Я оказалась в плотном кругу смеющихся, взволнованных девушек. Большинство из них были молодыми кузинами и подругами Алексея, только что окончившими университет, полными надежд, иллюзий и твердой уверенности, что их личная жизнь сложится гораздо лучше, чем у этой бедной тридцатидвухлетней тетки. Среди этих юных, сияющих девочек я чувствовала себя динозавром на детской вечеринке, выжившим из времени экспонатом.

Марина стояла спиной к нам, держа в руках роскошный букет из белоснежных роз, нежных фиалок и веточек гипсофилы, перевязанный атласными лентами. Я видела, как она медленно обернулась, нашла меня взглядом в толпе девушек, и на ее губах появилась ухмылка — торжествующая, злая ухмылка.

А потом она намеренно, демонстративно бросила букет в совершенно противоположную сторону, так далеко от меня, как только могла. Букет полетел по высокой дуге и приземлился прямо в руки Оли, двадцатичетырехлетней кузины жениха, хорошенькой блондинки, которая взвизгнула от восторга так пронзительно, что у меня заложило уши.

Толпа гостей взорвалась аплодисментами, свистом, радостными возгласами. Все смеялись, поздравляли Олю, предсказывали ей скорую свадьбу. А Марина, обняв счастливую девушку за плечи, повернулась ко мне и громко, на весь зал, объявила с притворным сочувствием:

— Ой, как жаль! Похоже, моей сестренке Ане придется подождать еще немножко. Но ничего страшного, милая, твое время обязательно придет. Главное — не терять надежды и веру в себя.

Зал снова засмеялся, и этот смех резал меня, словно тысячи осколков битого стекла. Я видела лица людей: некоторые смотрели с искренней жалостью, некоторые с облегчением, что это не их позор и не их унижение, некоторые — просто безразлично, как на очередное развлечение на свадьбе. Я стояла там, в центре танцпола, под прицелом десятков взглядов, и чувствовала, как внутри что-то ломается, рассыпается, превращается в пыль.

Это не была просто обида. Это было глубокое, оглушающее унижение, понимание того, что моя родная сестра специально, продуманно превратила свою свадьбу в публичную казнь моего достоинства. Я вернулась за свой проклятый двенадцатый стол на дрожащих ногах, изо всех сил сдерживая слезы, которые жгли глаза.

Коллеги Марины даже не подняли голов, продолжая свою бесконечную болтовню. Тетя Нина покачала головой и сказала:

— Ну вот видишь, Аня, даже судьба тебе знак подает. Нужно что-то менять, милая, пока не стало поздно окончательно.

Этот вечер должен был быть праздником любви, радости, единения семьи. Вместо этого Марина превратила его в публичное шоу, где я была главной неудачницей, объектом жалости и насмешек. Я уже всерьез подумывала просто встать и уйти. Незаметно проскользнуть к выходу, сесть в машину и уехать отсюда прочь, пока все веселятся и танцуют, и никто не заметит отсутствия «жалкой и одинокой сестры невесты». Пусть Марина торжествует свою победу без меня.

Но прежде чем я собралась с духом, чтобы дать Марине это последнее удовольствие — увидеть, как я сдаюсь и убегаю с поля боя, — за моей спиной раздался низкий, глубокий, удивительно спокойный мужской голос:

— Сделай вид, что ты со мной.

Я резко обернулась и увидела мужчину, который словно сошел с обложки делового журнала. Высокий, около ста девяноста сантиметров, с атлетическим сложением, которое даже идеально сшитый темно-серый костюм не мог полностью скрыть. Темные волосы с легкой сединой на висках, что придавало ему солидность. Сильная линия подбородка. И глаза — теплые, карие, внимательные, с искорками чего-то похожего на сочувствие и решимость.

— Простите? — выдохнула я, не веря своим ушам и думая, что мне послышалось.

— Твоя сестра уже минут десять-пятнадцать стоит вон там, у бара, — он кивнул в сторону, где действительно виднелась белоснежная фигура Марины. — И рассказывает моему коллеге Игорю, как она искренне переживает за тебя, потому что ты никак не можешь найти мужчину и наладить личную жизнь. Очень трогательно жалеет тебя. Думаю, ты не давала ей разрешения делиться подробностями твоей личной жизни с посторонними людьми на ее собственной свадьбе.

Он говорил спокойно, почти небрежно, но в голосе звучала ирония и какое-то понимание ситуации. Я проследила за его взглядом и действительно увидела Марину, которая оживленно жестикулировала в мою сторону, склонившись к уху того самого Игоря, что давал мне советы про «снижение требований». Ее лицо выражало преувеличенную озабоченность, а жесты были полны показной драматичности…