Триумф после расставания: муж ждал просьб о помощи, но увидел у дома жены дорогой автомобиль

И вот прошел месяц. 31 день. 744 часа. Он считал. Кирилл звонил редко и разговаривал односложно. На вопросы об учебе отвечал уклончиво, на вопросы о матери — еще уклончивее. Что-то происходило. Что-то, о чем Андрей не знал. И это незнание жгло изнутри, как кислота.

В тот вечер он не выдержал. Сел в машину — черный «Мерседес» последней модели — и поехал по адресу, который выудил из старых записей Дарьи. Квартира бабки. Развалюха в спальном районе, куда он не заезжал даже случайно. Это был другой мир: мир панельных девятиэтажек, ржавых качелей и бабок на лавочках.

Он припарковался за углом, не желая, чтобы его видели. Вышел из машины, поднял воротник пальто. Ноябрьский ветер бил в лицо, гнал по асфальту последние желтые листья, уже потемневшие от первых заморозков. Дом номер 17. Третий подъезд. Он помнил адрес наизусть, хотя был здесь всего раз — на похоронах бабки лет десять назад.

И тут он увидел машину. Черный «Лексус», новенький, блестящий, совершенно неуместный в этом дворе облезлых «Жигулей» и пыльных иномарок. Номера незнакомые, но дорогие, со странной комбинацией букв. Машина стояла прямо у подъезда, и в салоне горел свет.

Ноги Андрея приросли к асфальту. Он смотрел, как открылась дверь подъезда. Как вышла Дарья — его Дарья! — в новом пальто, которого он не видел раньше, с новой прической, с улыбкой на лице. За ней шел мужчина — высокий, седой на висках, в дорогом кашемировом пальто. Он что-то говорил, она смеялась. Смеялась. Когда она в последний раз смеялась так с ним?

Мужчина открыл ей дверь машины. Она села. Он обошел капот и сел за руль. «Лексус» мягко тронулся с места и исчез за поворотом.

Андрей стоял как вкопанный. В голове было пусто и звонко, словно кто-то ударил в колокол прямо у виска. У нее кто-то есть. У нее кто-то есть! Она ушла не просто так. Она ушла к другому. Все это время — месяц молчания, месяц гордого безразличия — она была с другим мужчиной. Жила с ним. Смеялась с ним. Может быть, спала с ним.

Ярость накатила волной, затопила разум. Он достал телефон, набрал ее номер. Гудки. Еще гудки. Абонент не отвечает. Он набрал снова. И снова. И снова. На седьмой раз она взяла трубку.

— Да? — ее голос был спокойным. Даже равнодушным. Это ранило сильнее всего.

— Кто он? — прорычал Андрей.

Пауза. Он слышал музыку на фоне — что-то джазовое, негромкое.

— О чем ты?

— Не притворяйся. Я видел. Машина. Мужик. Кто он, я спрашиваю?!

Она вздохнула. Так вздыхают, когда устали объяснять очевидное.

— Андрей, это мой начальник. Мы ехали с работы. Не то чтобы тебя это касалось, но раз уж ты спрашиваешь.

— Начальник? — он расхохотался. — Какой начальник? Ты что, работаешь?

— Представь себе. Финансовый аналитик. Строительная компания. Зарплата, налоги, все как у взрослых людей. — В ее голосе была новая нотка, что-то похожее на иронию. На насмешку. Она никогда так с ним не разговаривала.

— Дарья, — он попытался взять себя в руки. — Нам нужно поговорить. По-нормальному. Приезжай домой.

— Нет.

— Что значит нет?

— Это значит нет, Андрей. Мне не о чем с тобой разговаривать. Если хочешь обсудить развод, обратись к юристу. Мой номер у тебя есть. Всего доброго.

Она отключилась. Он стоял посреди чужого двора с телефоном в руке и чувствовал, как рушится мир. Не ее мир — его. Все, во что он верил, все, на чем строил свою жизнь — власть денег, контроль, превосходство — все это оказалось ложью. Она не вернулась. Она не просто выжила без него, она расцвела. И это было невыносимо.

Андрей не спал три ночи. Он сидел в своем кабинете, окруженный бумагами и пустыми бутылками из-под виски, и копал. Копал так, как умел только он: методично, безжалостно, не останавливаясь ни перед чем.

Игорь Ветров. Генеральный директор ООО «Горизонт». Строительный бизнес, государственные подряды, годовой оборот внушительный. Не олигарх, но крепкий середняк с хорошими связями. Разведен, детей нет. Бывшая жена живет за границей, получает алименты (щедрые, надо отдать должное). Андрей нашел фотографии: Ветров на каком-то благотворительном вечере, Ветров на открытии нового жилого комплекса, Ветров пожимает руку какому-то чиновнику. Приятное лицо, открытая улыбка, седина на висках придает солидности. Типичный «хороший парень» из тех, кого любят женщины и уважают партнеры. Он возненавидел его уже заочно.

Но больше всего Андрея поразило другое. Он полез в старые записи Дарьи — те, что она оставила в их компьютере, не подозревая, что муж знает ее пароли. Студенческие фотографии, письма, дневники. И там, среди пожелтевших от времени файлов, нашел имя Игорь.

«Игорь сегодня опять провожал меня до общежития. Мы говорили о Достоевском и о смысле жизни. Он такой… Настоящий. Не как другие парни, которым только одного надо. С ним я чувствую себя собой».

Это было написано 20 лет назад. За три года до того, как Андрей встретил Дарью на вечеринке у общих знакомых. Значит, они знали друг друга еще тогда. Значит, этот Ветров — не просто случайный начальник. Это ее прошлое. Ее первая любовь, может быть. И она к нему вернулась.

Андрей швырнул стакан в стену. Стакан разлетелся осколками, а виски оставило на обоях темное пятно.

В это же время Дарья сидела в маленькой кофейне напротив офиса и слушала Игоря. Он рассказывал о новом проекте — жилом комплексе на окраине, который должен был стать прорывом для компании. Его глаза горели, руки чертили в воздухе невидимые схемы. И она вдруг поймала себя на мысли, что ей хорошо. Просто хорошо: без тревоги, без страха, без постоянного ощущения, что она делает что-то не так.

— Ты меня слушаешь? — Игорь улыбнулся.

— Слушаю, — она отвела взгляд. — Просто задумалась.

— О чем?

Она помолчала, вертя в руках чашку с остывшим капучино.

— О том, как странно устроена жизнь. Двадцать лет назад мы сидели в такой же кофейне — помнишь, возле университета? И ты рассказывал мне о своих планах. О том, как построишь собственную компанию, изменишь мир.

— И ты смеялась, — он кивнул. — Говорила, что я мечтатель.

— А ты оказался прав.

Он потянулся через стол и накрыл ее руку своей. Жест был простым, почти дружеским, но от него по телу пробежала волна тепла.

— Дашка, я хочу тебе кое-что сказать. Только не перебивай, ладно?

Она кивнула, чувствуя, как учащается сердцебиение.

— Когда ты вышла за Крылова, я думал, что умру. Буквально. Пил месяц, чуть работу не потерял. А потом взял себя в руки и решил: если не могу быть с ней, стану хотя бы достойным ее. Построю то, о чем мечтал. Добьюсь всего сам. И может быть, когда-нибудь… — Он замолчал, и в его глазах она увидела то, чего боялась увидеть. Надежду. Любовь. Все то, что она сама запретила себе чувствовать.

— Игорь, я не готова, — ее голос дрогнул. — Я только что ушла от мужа. Мне нужно время.

— Я знаю, — он сжал ее пальцы. — Я ждал 20 лет. Подожду еще.

Домой она шла пешком, хотя Игорь предлагал подвезти. Нужно было подумать. Разложить все по полочкам, как цифры в отчете.

С одной стороны — Андрей. 15 лет брака, общий сын, общая история. Да, он изменился. Да, стал жестким, холодным, помешанным на деньгах и контроле. Но где-то там, под слоями цинизма и равнодушия, остался тот мальчишка, который читал ей стихи на крыше общежития.

С другой стороны — Игорь. Человек из прошлого, который ждал ее все эти годы. Который смотрит на нее так, словно она — центр вселенной. Который ни разу не повысил голос, не унизил, не попытался контролировать.

И где-то посередине — она сама. Дарья Крылова, 40 лет. Мать взрослого сына, женщина, которая только начинает понимать, кто она такая на самом деле.

Телефон зазвонил, когда она подходила к дому. Кирилл.

— Мам, мне нужно с тобой поговорить. Это срочно.

Ее сердце сжалось.

— Что случилось?

Долгая пауза. Она слышала, как он дышит — тяжело, с присвистом, как в детстве, когда болел астмой.

— Отец приезжал? Он… Он рассказал мне кое-что. О тебе. О каком-то Игоре.

Земля ушла из-под ног.

— Кирилл, что именно он сказал?

— Что ты ушла к любовнику. Что вы с этим Игорем встречались еще до свадьбы. Что ты всю жизнь его обманывала.

— Это неправда! — она почти кричала. — Сынок, послушай, это неправда. Я встретила Игоря случайно, месяц назад, он просто дал мне работу.

— А почему я должен тебе верить? — в его голосе звенели слезы. — Почему я вообще должен кому-то из вас верить?

Он бросил трубку. Дарья стояла посреди темного двора, и холодный ноябрьский ветер жег щеки вперемешку со слезами. Андрей нанес удар. Самый подлый, какой только мог придумать. И это была только война.

Зинаида Павловна смотрела на дочь и не узнавала ее. Перед ней сидела не та уверенная женщина, которая месяц назад переступила порог бабушкиной квартиры с гордо поднятой головой. Это была разбитая, опустошенная тень с красными от слез глазами и дрожащими руками.

— Выпей, — она поставила перед Дарьей чашку с горячим чаем. — И расскажи все сначала.

Дарья рассказала. О встрече с Игорем, о работе, о разговоре в кофейне. О звонке Кирилла. О том, как Андрей превратил их сына в оружие. Мать слушала молча, только желваки ходили на скулах — верный признак того, что она еле сдерживается.

— Значит так, — Зинаида Павловна села напротив, сложив руки на груди. — Давай разберемся по порядку. Первое: ты виновата в чем-нибудь?

— Нет. Мам, я же говорю: с Игорем у нас ничего нет. Он мой начальник.

— Да, он признался…

— Что?

— Что любит меня. Но я ему ничего не обещала.

— Хорошо. Второе: Кирилл — взрослый парень. Семнадцать лет, не семь. Он разберется, где правда, а где ложь.

— А если не разберется? Если поверит отцу? — голос Дарьи сорвался. — Мам, Андрей умеет быть убедительным. Он адвокатов в суде переигрывал. А тут мальчишка, который и так на нервах из-за нашего развода.

Зинаида Павловна встала и подошла к окну. За стеклом моросил мелкий дождь, фонари расплывались желтыми пятнами.

— Помнишь, как твой отец умирал? — Дарья вздрогнула. Они редко говорили об этом, о том страшном годе, когда рак забрал отца за шесть месяцев. — Причем тут?..

— Притом, — мать обернулась. — Он тогда сказал мне одну вещь. Сказал: «Зина, жизнь — это не то, что с тобой случается. Это то, как ты на это отвечаешь». Андрей ударил тебя больно. Но ты можешь или лечь и умереть, или встать и дать сдачу.

— Как? Как я могу дать сдачу человеку, у которого деньги, связи, власть?

— А у тебя есть кое-что получше. У тебя есть правда…