Урок для свекрови: почему она пожалела о своем оскорбительном тосте на празднике в честь повышения

Но Кира Леонидовна сидела, как на иголках. Она ерзала на стуле, отпивала вино мелкими глотками, бросала косые взгляды на Ульяну. И чем дальше, тем сильнее становилось напряжение. Ульяна чувствовала его кожей. Сейчас что-то произойдет.

Один из членов совета директоров, пожилой мужчина в очках, встал с бокалом.
«Разрешите и мне сказать несколько слов. Ульяна Сергеевна, я наблюдал за Вашей работой последние три года, с тех пор, как вошел в совет. Должен сказать, Вы произвели на меня впечатление настоящего профессионала. Ваши отчеты всегда были безукоризненны. Ваши решения — взвешены и обоснованы. Вы умеете работать с людьми, находить подход к клиентам, решать сложные вопросы. За Вами ни разу не водилось никаких нарушений, никаких сомнительных действий. Все чисто, прозрачно, по делу. Именно поэтому совет принял решение о Вашем назначении единогласно. Мы уверены в Вас. За Вас!»
Он поднял бокал, все поддержали. Ульяна благодарила, но краем глаза следила за свекровью. Кира Леонидовна резко отставила свой бокал, сжала салфетку в кулаке. Губы ее дрожали, лицо побелело. Она смотрела на Ульяну с такой ненавистью, что та невольно отшатнулась.
«Кира Леонидовна, Вы себя плохо чувствуете?» — тихо спросил Игорь, наклоняясь к матери.
«Нормально, — процедила она сквозь зубы. — Просто слушаю, как все хвалят твою жену».
«Мам, ну что ты?»
«Ничего». — Она резко встала. Бокал в ее руке качнулся, расплескав вино на скатерть. — «Я тоже хочу сказать тост».

Зал затих. Все повернулись к свекрови. Ульяна похолодела. Она знала этот тон, это выражение лица. «Сейчас будет».

Кира Леонидовна стояла, держась за спинку стула. Лицо ее было перекошено, глаза блестели. Она подняла бокал, и голос ее прозвучал громко, почти выкриком:
«За мою дорогую невестушку, которая через постель получила это повышение!»

Зал замер. Генеральный директор побледнел, вытаращил глаза. Члены совета вздрогнули. Коллеги уставились в тарелки. Родители Ульяны замерли с открытыми ртами. Игорь схватился за голову.

Ульяна медленно поднялась из-за стола. Внутри все холодело и одновременно наливалось яростью. Она ждала этого, ждала удара — и была готова ответить.

Тишина повисла такая, что слышно было, как на кухне звякнула посуда. Официанты застыли у стен с подносами в руках. Генеральный директор сидел не мигая, с побелевшим лицом. Коллеги смотрели то на Киру Леонидовну, то на Ульяну, не зная, куда деть глаза. Мать Ульяны схватилась за грудь. Отец сжал кулаки на столе.

Ульяна стояла, чувствуя, как внутри что-то переворачивается. Пять лет. Пять лет она терпела. Намеки, уколы, ехидные замечания. Молчала, проглатывала, сжимала зубы. Собирала доказательства своей состоятельности, словно оправдывалась перед судом. А теперь эта женщина, стоя перед ее коллегами, перед начальством, перед людьми, которые ее уважают, выкрикнула самое мерзкое обвинение, какое только можно придумать. «Через постель». Эти слова висели в воздухе, отравляя все вокруг.

Кира Леонидовна стояла с перекошенным лицом, сжимая бокал так, что побелели костяшки пальцев. Она дышала часто, глаза блестели лихорадочно, словно выплеснула все, что копилось годами, и теперь ждала реакции. Может быть, хотела, чтобы Ульяна заплакала, выбежала из зала, сломалась. Может быть, рассчитывала, что невестка промолчит, как всегда, проглотит и этот удар.

Но Ульяна не заплакала, не выбежала, не промолчала. Она медленно выпрямилась, откинула волосы за плечо, посмотрела свекрови прямо в глаза, и голос ее прозвучал спокойно, почти ласково, с ядовитой вежливостью:
«Ценю ваш опыт в таких вопросах, Кира Леонидовна».

Свекровь дернулась, словно ее ударили. Бокал качнулся в руке, вино плеснулось на платье, но Ульяна не остановилась. Она сделала шаг вперед, и каждое слово звучало отчетливо, четко, чтобы слышали все:
«Расскажите лучше всем про бордель, где вы работали в молодости».

Зал ахнул. Игорь вскочил с места, схватил Ульяну за руку.
«Ты что творишь? Остановись!»
Но она стряхнула его руку, не сводя глаз со свекрови. Кира Леонидовна побелела, губы задрожали. Она попыталась что-то сказать, но из горла вырвался только хрип.
«Что? Что ты…» — прошептала она.
«Или не бордель? — Ульяна наклонила голову, словно задумываясь. — Извините, ресторан, конечно. Где вы работали официанткой? Днем разносили еду, а вечером… Как это правильно назвать? Развлекали клиентов? За деньги, за подарки? Дорогие клиенты, богатые мужчины! Вы же сами рассказывали соседке Людмиле Федоровне, помните? Как один особенно щедрый клиент обещал вас на всем готовом содержать…»
«Заткнись! — Кира Леонидовна шагнула вперед, ткнув пальцем в Ульяну. — Заткнись немедленно! Ты не имеешь права!»
«Имею». — Ульяна достала из сумочки фотографию, развернула, показала всем. — «Вот он, тот самый мужчина. Август 1990 года. Дорогой ресторан, красное платье. Кто это, Кира Леонидовна? Просто знакомый?»

Свекровь смотрела на снимок остановившимися глазами. Лицо ее из белого стало серым. Она попятилась, споткнулась о стул, схватилась за спинку.
«Откуда? Откуда у тебя?»
«Нашла на ваших антресолях, — Ульяна говорила все так же спокойно, но внутри бушевал ураган. — Случайно, когда искала семейные фотографии. И знаете, что интересно? Я показала эту фотографию вашей соседке. Людмила Федоровна очень удивилась. Говорит: «Ой, а я думала, все карточки с тем мужчиной Кира повыбрасывала». Оказывается, была целая связь. Долгая, денежная… пока вы от него не забеременели».

Игорь замер, не донеся бокал до губ. Он смотрел то на мать, то на жену. И в глазах его появилось что-то новое: недоверие, смешанное с ужасом.
«Мама, — позвал он тихо, — это правда?»
Кира Леонидовна не ответила. Она смотрела на фотографию, и губы ее беззвучно шевелились.

«А заодно объясните всем… — Ульяна подняла голос, чтобы слышал весь зал. — Почему Игорь узнал, что его отец неродной, только в двадцать лет?»

Игорь вздрогнул, словно его облили ледяной водой. Лицо его исказилось.
«Уля, при чем тут это? Зачем ты…»
«При том… — Она повернулась к нему. — Что твоя мать всю жизнь лгала. Не только тебе, но и твоему отцу. Володя думал, что ты его сын, а на самом деле…» — Она снова обратилась к свекрови. — «На самом деле Игорь — сын того мужчины с фотографии. Того самого клиента, который вас бросил, как узнал о беременности. Правда ведь, Кира Леонидовна? Вот этот мужчина — отец Игоря. Тот самый, которому вы не смогли отказать. Или не хотели — потому что он хорошо платил…»
«Хватит! — Кира Леонидовна закричала, схватилась за голову. — Хватит! Ты не знаешь, о чем говоришь!»
«Знаю… — Ульяна шагнула ближе, и в голосе ее зазвучала сталь. — Знаю все. Как вы три года водили Володю за нос с поддельной беременностью. Приехали к нему из Одессы с животом, говорили, что скоро родите, а потом — раз, и выкидыш. Все соболезновали, а через полгода — снова беременны. Только на этот раз — по-настоящему. И Володя поверил, что ребенок от него, потому что он был добрым, доверчивым, простым рабочим, который не мог проверить, не мог усомниться. И только в двадцать лет, на медкомиссии, Игорь случайно узнал правду. Группа крови не сходилась. Помните, как вы тогда чуть в обморок не упали? Пришлось признаться, что Володя не родной отец. Придумали историю, что настоящий отец погиб. Но он не погиб, правда? Он просто бросил вас, и вы пошли на обман!»

Кира Леонидовна стояла, качаясь на месте. Слезы текли по ее лицу, размазывая дешевую тушь. Она смотрела на сына, протянула к нему руку.
«Игорек! Сынок! Это не… Это не так!»
«Мама…» — Игорь смотрел на нее, и в глазах его было столько боли, что Ульяна на миг пожалела о начатом.
«Это правда?»
Свекровь открыла рот, закрыла, снова открыла. Из горла вырвалось только сдавленное всхлипывание.
«Я… Я не… Я не покупала… Я не… что-то не покупала…»
Ульяна сама не знала, откуда в ней столько жестокости, но остановиться уже не могла.
«Игорька у цыганки? Правда не покупала? Тогда объясни, почему соседка рассказывала, что ты приехала с животом в мае, а родила только в марте следующего года? Десять месяцев беременности, Кира Леонидовна? Или все-таки никакой беременности не было, пока ты не нашла способ заполучить младенца?»
«Нет! — Кира Леонидовна закричала. — Нет! Я родила сама! Игорь — мой сын! Мой!»
«Биологически — да! — Ульяна кивнула. — Но не от Володи. От того клиента. И всю жизнь ты врала. Всю жизнь играла роль добропорядочной жены, матери, требовала от меня внуков, упрекала в карьеризме, намекала на связи с начальством. А сама… сама в молодости торговала собой за деньги. Ты… ты сука!»

Свекровь шагнула вперед, замахнулась, но Игорь перехватил ее руку.
«Мама! Стой!»
«Отпусти!» — Она вырывалась, рыдая. — «Отпусти меня! Я сейчас ей… Я ей покажу!»
Генеральный директор встал, поднял руку.
«Прошу всех успокоиться. Давайте не будем устраивать скандал».
Но скандал уже разгорелся. Гости сидели, не зная, куда деваться. Некоторые доставали телефоны, делая вид, что проверяют сообщения. Родители Ульяны молча смотрели на дочь. Мать — с ужасом, отец — с каким-то мрачным одобрением. Коллеги переглядывались, шептались.

«Уля, остановись! — Игорь умоляюще посмотрел на жену. — Пожалуйста! Хватит!»
«Хватит? — Она повернулась к нему. — Я пять лет терплю. Пять лет слушаю, как твоя мать меня унижает. Каждое воскресенье, каждый праздник. Намеки, упреки, обвинения. Я работаю, как проклятая. Доказываю свое право на карьеру. Собираю бумажки, чтобы показать ей. Я заслужила! Она приходит на мой банкет и орет на весь зал, что я через постель добилась успеха!» — Голос ее сорвался. Глаза наполнились слезами. Но она моргнула, отогнала их. — «И теперь ты просишь меня остановиться? После того, что она сказала, после того, как она опозорила меня перед начальством, перед коллегами, перед родителями…»
«Она моя мать! — Игорь сжал кулаки. — Что бы она ни сделала, она моя мать!»
«И поэтому я должна молчать? — Ульяна шагнула к нему. — Всегда молчать? Терпеть? Проглатывать?»
«Я не говорю, что она права! — Он потер лицо руками. — Но ты… Ты разрушила все, при всех! Вынесла грязь на публику!»
«Это она вынесла грязь на публику! — Ульяна ткнула пальцем в свекровь. — Это она начала! Это она обвинила меня в том, чего я не делала! А я просто защитилась!»
«Защитилась? — Кира Леонидовна вытерла слезы, и в голосе ее появилась злоба. — Ты меня опозорила! При всех!»
«Рассказала!»
«Наврала!»
«Я ничего не наврала! — Ульяна достала телефон, включила диктофон. — У меня есть запись разговора с вашей соседкой. Хотите? Включу прямо сейчас. Пусть все послушают, что Людмила Федоровна рассказывала про вашу молодость».

Она блефовала. Никакой записи не было. Но Кира Леонидовна не знала этого. Свекровь побледнела еще сильнее, попятилась.
«Нет, не надо!» — прошептала она.
«Вот и славно. — Ульяна убрала телефон. — Тогда больше ни слова обо мне. Ни намеков, ни упреков, ни обвинений. Поняли?»

Кира Леонидовна смотрела на нее долгим взглядом, полным ненависти и страха. Потом резко схватила сумку со спинки стула, развернулась и пошла к выходу, пошатываясь.
«Мама! — Игорь бросился за ней. — Мама! Стой!»
Но свекровь не остановилась. Она дошла до двери, обернулась, и голос ее прозвучал надломленно:
«Ты мне это не простишь! — Она смотрела на Ульяну. — Никогда не простишь! И он тебе не простит!»
С этими словами она распахнула дверь и выскочила в коридор. Каблуки застучали по плитке, потом звук стих.

Игорь застыл в дверях, не зная, идти за матерью или остаться. Он обернулся к Ульяне, и в глазах его было столько растерянности, что она отвела взгляд.
«Иди за ней, — тихо сказала она, — если хочешь».
Он помолчал, потом покачал головой, вернулся к столу, опустился на стул. Сидел, уставившись в тарелку, молчал. Ульяна села рядом, положила руку на его плечо, но он не отозвался. Просто сидел, словно окаменел.

Генеральный директор откашлялся, поднял бокал.
«Что ж, предлагаю вернуться к празднованию. Ульяна Сергеевна, я хочу повторить, ваше назначение основано исключительно на профессиональных заслугах. Совет директоров не принимает решений на основе чего-либо, кроме результатов работы и компетенции. Надеюсь, этот неприятный инцидент не омрачит ваш вечер».
Он выпил. Гости поддержали, но атмосфера была испорчена. Разговоры шли натянуто, смех звучал фальшиво. Коллеги старались делать вид, что ничего не произошло, но взгляды их то и дело возвращались к Ульяне. Родители сидели с каменными лицами, мать явно хотела что-то сказать дочери, но не решалась.

Ульяна ела, не чувствуя вкуса. Внутри бушевала буря эмоций: торжество, ярость, облегчение, страх. Она сказала то, что копилось пять лет, выплеснула все в лицо свекрови, защитилась, ответила ударом на удар. Но почему же так тошно? Почему нет удовлетворения?

Она посмотрела на Игоря. Он сидел, не притрагиваясь к еде, и лицо его было таким чужим, таким закрытым, что у нее защемилось сердце. Он не поддержал ее, не встал на ее сторону. Даже после того, что сделала его мать, он все равно думал о ней, жалел ее, защищал. «Она моя мать», — сказал он. И в этих словах было все. Что бы ни случилось, кровь важнее, мать важнее жены. Даже если мать неправа, даже если она лжет, унижает, оскорбляет, — она все равно мать.

Банкет закончился быстро. К девяти вечера большинство гостей стали расходиться, ссылаясь на усталость, дела, ранний подъем. Генеральный директор пожал Ульяне руку на прощание, сказал: «Не переживайте, все будет хорошо. Жду вас в понедельник». Родители обняли. Мать прошептала: «Доча, зачем ты так? Это же его мать!»
«Мам, она первая начала, — Ульяна устало прикрыла глаза. — Я просто защищалась».
Но отец покачал головой. «Надо было по-другому».
«Как по-другому? — Ульяна посмотрела на него. — Молчать? Терпеть дальше?»
Отец не ответил, отвел взгляд. Они ушли, оставив дочь с мужем в полупустом зале.

Официанты убирали со столов, гремели тарелками. Администратор принесла счет, Ульяна расплатилась картой автоматически. Игорь встал, надел куртку, вышел в коридор, не дожидаясь жены. Она догнала его у лифта.

Ехали молча. Сели в машину — тоже молча. Игорь завел двигатель, поехал, глядя прямо перед собой. Ульяна смотрела в окно, чувствуя, как внутри нарастает пустота.
«Ты позвонишь ей?» — спросила она, когда они уже подъезжали к дому.
«Не знаю», — сухо ответил он.
«Игорь, она оскорбила меня. При всех. Обвинила в том, чего я не делала. Разве я не имела права ответить?»
Он припарковался, заглушил мотор, повернулся к ней.
«Имела. Но не так. Не при всех. Не вытаскивая грязь из прошлого».
«А как? — Ульяна чувствовала, как голос дрожит. — Как мне было ответить? Промолчать? Как всегда? Проглотить и смириться?»
«Ты могла поговорить с ней наедине. Позже. Без свидетелей».
«Она бы не слушала». — Ульяна покачала головой. — «Она никогда не слушает. Для нее я всегда буду чужой. Неправильной. Ты же видишь, как она ко мне относится. Пять лет, Игорь. Пять лет я терплю».
«Я знаю. — Он потер переносицу. — Знаю, что мама тяжелая. Но ты… Ты разрушила все. Ты сказала такое. Теперь она не сможет спокойно жить. Все будут знать. Соседи. Знакомые. Людмила Федоровна разнесет по всему подъезду».
«И что? — Ульяна посмотрела на него. — Пусть знают правду. Пусть видят, какая она на самом деле. Святоша, которая поучает меня, как жить, а сама в молодости…»
«Хватит! — Он резко перебил. — Не надо больше. Я не хочу это слышать»…