Урок доброты: история о том, как спонтанная помощь пожилой женщине обернулась неожиданным финалом
О старухе он вспомнил только на шестой день. Мысль мелькнула, когда он ужинал в ресторане при гостинице, интересно, ушла ли она? Ключи оставила? Наверное, давно все в порядке. Может, даже уже забыла, где была.
На седьмой день контракт, наконец, подписали. Виктор пожал руки партнерам, сохраняя на лице выражение сдержанного удовлетворения, хотя внутри ликовал. Это была крупная победа, солидный процент, новые перспективы.
Вечерним рейсом он вернулся домой. В аэропорту взял такси и поехал мне к себе, а сразу к той квартире проверить, все ли в порядке, забрать ключи из-под коврика. Машина петляла по знакомым улицам.
Город встретил его тем же морозом, только теперь было минус 18, чуть мягче. Виктор смотрел в окно и чувствовал усталость. Хотелось домой, в душ, в постель.
Дом на окраине был обычным девять этажей серого панельного однообразия. Виктор поднялся на лифте на пятый этаж, прошел по коридору с ободранными стенами и облупившейся краской. Квартира была в конце, номер 43.
Он замер перед дверью. Под ковриком ключей не было. Ладно, может, старуха оставила их внутри.
Или вообще потеряла, мало ли. Виктор достал запасной комплект из кармана, вставил в замок. И услышал голоса.
Из-за двери доносился негромкий разговор. Несколько человек, явно больше одного. Детский смех.
Звон посуды. У Виктора внутри все похолодело. Виктор стоял перед дверью, и сердце его билось так громко, что казалось, этот стук должен быть слышен по всему подъезду.
Из-за двери доносились голоса низкий мужской, два женских, один старческий, другой помоложе и детское щебетание. Пахло чем-то домашним, уютным жареной картошкой, что ли. В голове пронеслись мысли одна страшнее другой.
Старуха привела сюда целую банду. Они сейчас растаскивают его имущество. Или того хуже, устроили там притон, наркоманскую квартиру, и сейчас, когда он войдет, его встретит агрессивная толпа.
Виктор сжал зубы. Гнев поднимался волной, заглушая страх. Он сделал доброе дело, черт возьми.
Дал крышу над головой замерзающей старухе. А она? Она привела туда неизвестно кого. Он резко повернул ключ в замке и распахнул дверь.
Первое, что он увидел — тепло. Не температуру, а именно ощущение тепла, разлитое по небольшой прихожей. На крючке висело то самое старое пальто, аккуратно расправленное.
Валенки стояли на газетке, чтобы не текла вода на пол. На полке лежал выцветший платок, свернутый треугольником. Из комнаты высунулась женщина лет 35, с уставшим, но приятным лицом.
Увидев Виктора, она вздрогнула и побледнела. «Ой! Вы!» Она прижала руку к горлу. «Мы не ожидали».
Виктор шагнул внутрь, не снимая ботинок, и прошел в комнату. Там, за маленьким столом, сидела та самая старуха. Она выглядела совсем иначе, лицо порозовело, глаза блестели, седые волосы были аккуратно убраны в пучок.
Рядом с ней сидела девочка лет шести, с темными косичками и огромными карими глазами. А у окна, привалившись спиной к батарее, стоял молодой мужчина с костылем, одна нога его была в гипсе. На столе стояли тарелки с едой, дымился чайник.
«Что здесь происходит?» Голос Виктора прозвучал жестче, чем он хотел. «Я пустил на одну ночь». «На одну? А вы тут устроили коммуну?» Старуха медленно поднялась.
Она двигалась осторожно, но уже без той безнадежности, что была неделю назад. Подошла к Виктору и посмотрела ему прямо в глаза. «Простите нас», — сказала она тихо.
«Я знаю, что нарушила уговор. Знаю, что вы сказали одну ночь. Но… Никаких но.
Виктор чувствовал, как праведный гнев распирает грудь. Вы воспользовались моей добротой. Привели сюда всех этих.
Он обвел рукой комнату. Кто эти люди вообще? Моя дочь Людмила…» Старуха кивнула на женщину, что стояла в дверях. «Ее муж Степан.
И внучка Настенька. Девочка спряталась за бабушку, выглядывая из-за ее спины испуганными глазами. И что, теперь вся ваша семья решила здесь поселиться?» Виктор почувствовал, как начинает терять контроль над ситуацией.
«Я звоню в полицию. Сейчас же. Подождите.
В голосе Старухи не было мольбы, только спокойная просьба. Дайте объяснить. Пять минут.
Потом делайте, что хотите». Виктор хотел отказать, развернуться и уйти, вызвать наряд прямо из подъезда. Но что-то в глазах этой женщины остановило его.
Может, усталость после командировки. Может, остатки того импульса, что заставил его неделю назад остановиться у той остановки. Три минуты бросил он.
«И будет лучше, если вы скажете что-то стоящее». Старуха кивнула и медленно опустилась на стул. Степан на костыле неловко подвинулся, освобождая проход.
Людмила стояла в дверях, закусив губу, а девочка притихла, прижавшись к бабушке. «Меня зовут Вера Константиновна», — начала старуха. «Той ночью, когда вы дали мне ключи, я действительно думала, что умираю.
Сидела на той остановке и чувствовала, как холод забирает последние силы. Я не ждала автобуса, просто села и решила, что так тому и быть». Она помолчала, глядя в окно, где за стеклом сгущались вечерние сумерки.
«У меня была квартира. Маленькая, однокомнатная, в старом доме. Мы с мужем получили ее еще в молодости.
Там родилась Люда, там мы прожили 40 лет. Муж умер 5 лет назад, я осталась одна. А год назад дом признали аварийным.
Сказали, расселение будет, дадут новое жилье. Только когда именно, не сказали. Месяц, полгода, год неизвестно.
Виктор слушал, скрестив руки на груди. Таких историй он слышал десятки. Город был полон людей, попавших в жернова бюрократической машины.
Люда с семьей снимала комнату в общежитии, продолжала Вера Константиновна. «Тесно, но жить можно было. Я к ним не хотела идти, зачем им старуха под ногами.
Думала, потерплю в своей квартире, пока расселение не дадут. Но три месяца назад отключили отопление. Сказали, дом аварийный, ремонтировать не будут, а отапливать пустую трату денег.
Большинство жильцов уже разъехались, кто к родным, кто куда. Я осталась. Упрямая, понимаете? Она криво усмехнулась.
Топила печку-буржуйку, что купила на последние деньги. Но дрова кончились, а денег на новые не было, пенсия маленькая, а цены. Ну, вы знаете.
Неделю мерзла, кутаясь в одеяло. Потом пошла к люде, но в общежитии как раз случился пожар. Не в их комнате, в соседнем блоке, но всех выселили на время проверки и ремонта.
Они с вещами оказались на улице. Степан у окна глухо кашлянул. Я работал на заводе, сказал он хрипло.
Грузчикам. Хорошо платили, мы копили на свое жилье. Но месяц назад упал с платформы, сломал ногу.
Больничный дали, а вот компенсацию. Задерживают. Говорят, проверяют, было ли нарушение техники безопасности.
Проверка может длиться месяцами. Когда общежитие закрыли, мы не знали, куда идти, подхватила Людмила. У нас не было денег даже на дешевую гостиницу.
Мы провели две ночи на вокзале, Настя заболела. А на третий день мама позвонила и сказала, что нашла жилье. Временно.
Что какой-то добрый человек помог. Вера Константиновна посмотрела на Виктора. Я собиралась уйти утром, как вы велели.
Честное слово. Но когда Люда позвонила, рыдая, и рассказала, что они на улице, что ребенок кашляет. Я не смогла.
Позвала их сюда. Думала, денек-два переночуют, Степан получит расчет, они снимут комнату, и все образуется. Но расчет задерживают.
А потом еще проблема вышла. Какая проблема? Виктор почувствовал, как гнев постепенно отступает, уступая место чему-то другому, неприятному и непонятному. У Настеньки астма, тихо сказала Людмила.
Когда мы ночевали на вокзале, ей стало плохо. Очень плохо. Скорая увезла.
В больнице, сказали, еще день в таких условиях, и могло случиться непоправимое. Девочка за спиной бабушки тихонько всхлипнула. Виктор невольно посмотрел на нее.
Большие глаза смотрели на него с таким испугом, что что-то болезненно жалось в груди. Мы думали, что успеем уйти до вашего возвращения, сказала Вера Константиновна. Думали, что через пару дней Степан получит деньги, и мы быстро съедем.
Но время шло, а денег все не было. Я каждый день ждала, что вы вернетесь и выгоните нас. И имели бы полное право.
Но мы просто не знали, что делать. Она замолчала. В комнате повисла тишина, нарушаемая только тиканьем дешевых настенных часов…
