Урок доброты: история о том, как спонтанная помощь пожилой женщине обернулась неожиданным финалом
Виктор стоял и чувствовал, как внутри борются два человека. Один тот, что привык считать деньги и видеть в людях возможности или помехи. Этот человек требовал немедленно выставить этих незваных гостей вон, в мороз, в ночь и наплевать на их проблемы.
Он дал шанс, а они им воспользовались не по правилам. Но другой человек тот, что остановился тогда у остановки, смотрел на девочку с астмой, на мужчину с загипсованной ногой, на уставшую женщину и старуху, которая тогда просто сидела и ждала смерти. «Убирайтесь», — сказал он наконец.
«Завтра утром. К десяти. Чтобы я вас здесь не видел».
Он развернулся и пошел к выходу. Виктор вышел из квартиры и закрыл за собой дверь. В подъезде было холодно и пахло сыростью.
Он прислонился спиной к стене и закрыл глаза, пытаясь успокоить дыхание. Что он наделал? Дал слабину. Вот что.
Выслушал их жалостливые истории, посмотрел на ребенка и теперь чувствует себя виноватым. А ведь это его квартира. Его собственность.
Он имел полное право выставить их хоть сейчас, среди ночи. Но почему тогда так противно на душе? Виктор спустился вниз, вышел на улицу. Мороз ударил в лицо и он жадно вдохнул холодный воздух, пытаясь прояснить голову.
Поймал такси и поехал домой. В своей квартире, большой и пустой, он налил себе коньяка и сел у окна, глядя на ночной город. Огни, тени, далекие жизни, о которых он ничего не знал и знать не хотел.
Внизу, где-то там, замерзала старуха на остановке. Где-то семья ночевала на вокзале. Где-то ребенок задыхался от приступа астмы.
А он сидел здесь в тепле с бокалом дорогого алкоголя и твердил себе, что это не его проблемы. Но сон не шел. Виктор ворочался в постели, то и дело вспоминая испуганные глаза девочки.
Большие, темные, полные страха. Куда они пойдут завтра? Что будут делать? Опять на вокзал? Опять в больницу с приступом? Не мое дело, твердил он себе. Я уже сделал больше, чем должен был.
Дал им неделю. Этого достаточно. Но голос Ксении звучал в голове «Ты мертв внутри».
Утром Виктор проснулся разбитым, с тяжелой головой. Выпил кофе, посмотрел на часы. Половина десятого.
Через полчаса они должны освободить квартиру. Он представил, как они собирают свои жалкие пожитки, как Степан на костыле пытается помочь, как девочка кутается в старое пальто. «Хватит!» рявкнул он сам на себя.
Схватил телефон, набрал номер своего помощника Олега. «Олег, мне нужна информация про расселение из аварийного жилья, про компенсации при производственных травмах, про временное жилье для малоимущих. Все, что найдешь, скинь мне в течение часа».
«Шеф, у вас новый проект?» Удивленно спросил Олег. «Просто сделай, что говорю». Виктор положил трубку и уставился в окно.
Что он делает? Зачем ему это надо? Но руки уже искали контакты в телефоне. Знакомый юрист. Приятель из мэрии.
Директор социальной службы, с которым он когда-то вместе учился. К полудню у него была картина. Вера Константиновна действительно стояла в очереди на расселение, но ее дело затерялось в бюрократической трясине.
Степан имел право на компенсацию, но проверка затягивалась из-за формальностей. Людмила числилась в очереди на социальное жилье, но при нынешних темпах ее очередь могла подойти через год, а то и два. Виктор положил телефон на стол и потер лицо руками.
Он мог помочь. Один звонок в мэрию и дело Веры Константиновны сдвинется с места. Еще один, и проверку на заводе ускорят.
У него были связи, влияние, возможности. Но зачем? Ради чужих людей, которые нагло заняли его квартиру? Он встал, прошелся по комнате. Села у него на плечах крошечная девочка с огромными глазами и никак не слезала.
Черт! Выругался Виктор и схватил ключи от машины. Через 20 минут он снова стоял у двери квартиры номер 43. Поднял руку, чтобы постучать и замер.
Изнутри доносились звуки. Они еще не ушли. Уже 11, а они все еще здесь.
Виктор почувствовал, как снова закипает. Дал им срок, а они опять нарушают договоренности. Он резко постучал.
Дверь открыла Людмила. Лицо ее было заплакано, глаза красные. «Мы уже уходим», сказала она глухо.
«Простите, что задержались. Степану трудно с костылем и Насте. У нее начался приступ.
Мы давали ей лекарства, ждали, пока полегчает». Виктор прошел внутрь. Девочка сидела на диване, бледная, дышала тяжело и прерывисто.
Вера Константиновна гладила ее по голове, что-то тихо приговаривая. Степан стоял у окна с двумя забитыми сумками в руках, опираясь на костыль. «Куда вы собрались?» спросил Виктор.
«Найдем где-нибудь», ответила Людмила, не глядя на него. «У меня есть знакомая. Она, может быть, пустит на пару дней.
Или в церковь пойдем, там иногда пускают переночевать». Виктор смотрел на них. На эту жалкую группу людей, которых жизнь загнала в угол.
И что-то внутри него сломалось. Окончательно и бесповоротно. «Оставайтесь», сказал он.
Все замерли. «Что?» переспросила Вера Константиновна. «Оставайтесь.
Пока не решатся ваши проблемы. Месяц-два сколько нужно?» Людмила всхлипнула и закрыла лицо руками. Степан выпустил сумки, они глухо шлепнулись на пол.
«Мы. Мы заплатим», начал он. «Как только я получу деньги, мы заплатим за все».
«Не надо». Виктор поднял руку. «Считайте, что вам повезло.
Но есть условие. Вы содержите квартиру в чистоте. Не устраивайте здесь проходной двор, только вы четверо.
И когда получите расселение или найдете свое жилье, съезжайте немедленно». «Договорились». Вера Константиновна медленно встала и подошла к нему.
Взяла его руку обеими своими сухими, морщинистыми, теплыми. «Спасибо вам», сказала она тихо. «Вы даже не представляете».
«Представляю», оборвал ее Виктор. «Поэтому и делаю это». Он высвободил руку, развернулся и пошел к выходу.
У порога обернулся. Еще кое-что. «Завтра придет человек, привезет вам продуктов и детские лекарства для девочки.
Не отказывайтесь». Он вышел, не дожидаясь ответа. В машине Виктор сидел несколько минут, глядя в пустоту.
Что он натворил? Связался с чужими людьми, их проблемами, их жизнями. Зачем? Ради чего? Но странное дело на душе было легко. Впервые за много лет по-настоящему легко.
Следующие дни Виктор провел в активной деятельности. Он позвонил знакомому в мэрии, надавил, напомнил о старых услугах. Дело Веры Константиновны сдвинулось с мертвой точки, через неделю ей должны были дать ордер на новую квартиру в доме, построенном для расселенцев.
Он связался с директором завода, где работал Степан. Разговор был жестким, Виктор напомнил, что его компания поставляет заводу материалы, и было бы неприятно, если бы эти поставки вдруг подорожали. Проверку завершили за три дня, Степан получил полную компенсацию.
Виктор заказал доставку продуктов, лекарств для девочки, детской одежды. Сам туда не ездил, отправлял курьера. Не хотел видеть их благодарность, слезы, эти неловкие слова признательности.
Но однажды вечером, когда он снова сидел у окна с бокалом коньяка, раздался звонок в дверь. Виктор открыл и увидел Веру Константиновну. Она стояла на пороге, в том же старом пальто, но теперь оно было выстирано и выглажено.
В руках она держала сверток, завернутый в чистое полотенце. «Могу я войти?» спросила она. Виктор молча отступил.
Вера Константиновна прошла в квартиру, огляделась. Огромные комнаты, дорогая мебель, панорамные окна. «Богато живете», заметила она без осуждения, просто констатируя факт.
«Работал всю жизнь», сухо ответил Виктор. «Не сомневаюсь». Она протянула ему сверток.
«Это вам». Пекла пирог с капустой. «Знаю, что вам это не нужно, что вы можете купить любую еду в лучших ресторанах.
Но мне хотелось хоть как-то отблагодарить». Виктор взял сверток, теплый, пахнущий домашней выпечкой. «Спасибо», сказал он неловко.
«Я знаю, что вы сделали», продолжала Вера Константиновна. Людмила работает уборщицей в мэрии. Она слышала разговоры.
«Вы помогли ускорить мое расселение. И на заводе Степана тоже ваших рук дело, верно?» Виктор промолчал. «Почему?» спросила она тихо.
«Почему вы это делаете? Мы никто для вас. Чужие люди, которые нахально заняли вашу квартиру». «Не знаю», честно ответил Виктор.
«Сам не понимаю. Может, устал быть». Он не договорил, но Вера Константиновна кивнула, будто все поняла.
Вера Константиновна прошла к окну и посмотрела на город, раскинувшийся внизу. Огни, как росыпь драгоценных камней на черном бархате. «Знаете, что самое страшное в бедности?» спросила она, не оборачиваясь.
«Ни голод, ни холод. Это ощущение, что ты невидимка. Что люди смотрят сквозь тебя.
Что твоя жизнь ничего не стоит, и если ты исчезнешь, никто даже не заметит». Она повернулась к Виктору, и в ее глазах было что-то пронзительное. «Той ночью на остановке я думала вот и все.
Умру здесь, замерзну, и найдут меня утром. Отнесут в морг, похоронят за счет государства в общей могиле, и через неделю никто не вспомнит, что была такая Вера Константиновна. А потом вы остановились.
Вы увидели меня. Не прошли мимо, не отвернулись, увидели. И знаете что? Это дороже любых денег».
Виктор стоял, сжимая в руках теплый пирог, и чувствовал, как что-то огромное и неназванное поднимается в груди. «Я не герой», сказал он глухо. «Я просто.
Я всю жизнь зарабатывал деньги. Строил бизнес. Думал, что это и есть успех…
